#Партия

Но я молчу, рассеянно играя ножкой бокала. Перевожу взгляд за окно. Васильев продолжает глядеть на меня так долго, что официант мнётся и даже откашливается.

Ты десерт будешь? ровным голосом спрашивает Васильев.

Нет, спасибо, я наелась.

Кофе? Чай? Ещё вина?

Нет… Саша, если не возражаешь, то давай закроем счёт и вернёмся в гостиницу. У тебя завтра переговоры, мне тоже рано вставать.

Не сводя с меня задумчивых глаз, мужчина коротко кивает.

Пять минут спустя мы стоим на ночной, уже безлюдной улице. Я, закинув голову, таращусь на готический шпиль Староместской ратуши. Васильев всё также внимательно, пристально изучает меня.

Возьми такси, прошу я.

А может быть, прогуляемся?

Увы, у меня обувь неудобная. Зачем-то поднимаю ногу и тяну носок «балетки».

Хорошо, пойдём к стоянке такси, бросив на меня очередной взгляд, Васильев прикусывает губу, разворачивается и медленно движется вверх по улице. Я иду следом, бездумно рассматривая уже закрытые витрины сувенирных лавок и магазинчиков, нарядные латунные завитушки на парадных дверях, чугунные фонари с хрупким желтым, обточенным гранями, стеклом. Вспомнив свой сон, оборачиваюсь: между серыми домами возвышается высокая древняя ратуша, подсвеченная бледно-синими огнями, и это уже совсем иной вид на старый город.

Саш, оглянись, зову я. Васильев оборачивается. Посмотри на ратушу. Видишь? Его небрежный кивок и снова этот взгляд вопросительный, тёмный, вяжущий, который начинает не на шутку донимать меня. Хочешь, я тебе тоже расскажу одну занимательную историю? Вот эту ратушу построил в четырнадцатом веке молодой человек по имени Петер Парлерж. Ему был всего двадцать один год. Он был гениальным архитектором, и именно он впоследствии работал над Собором Святого Витта, и…

Наташа, ну как мне до тебя достучаться?!

Что? остолбенела я. Васильев в два шага преодолевает расстояние между нами. Поколебавшись, кладет мне ладони на плечи. Но держит крепко, не отпускает:

Что бы я ни делал, как бы я себя ни вел, но ты постоянно закрываешься. Ты не подпускаешь меня к себе ближе, ни на йоту, ни на миллиметр… Скажи, ну как мне к тебе подступиться?

Comment puis-je arriver a la rue Zolotaya? доносится до нас низкий гортанный голос. Оборачиваемся в унисон. К нам неторопливым, расхлябанным шагом приближается группа из четырех неприятных с виду, крепко-сбитых парней, в джинсах и в куртках с капюшонами.

C'est loin d'ici? Один из парней стягивает капюшон, показывая своё смуглое, почти чёрное лицо с ослепительно-белым оскалом улыбки.

«Вот оно… Чёрт, вляпались», разгоняется в моей голове. Васильев перехватывает моё запястье, словно приказывает мне замолчать и не шевелиться.

Pardont, je suis etranger, спокойно произносит он.

D'accord, trop mauvais, ухмыляется парень. Я, стараясь не шевелиться, молчу. Главарь группы, смерив меня заинтересованным взглядом, оборачивается к своей кампании и произносит что-то, от чего вся четверка заходится хохотом

Саш, я сейчас заору, шёпотом сообщаю я.

Это ещё зачем? Васильев не сводит с «четвёрки» глаз.

Потому что если они на нас бросятся, то ты один не справишься. Нам нужна помощь, это беженцы, и я…

Наташ, какие ещё беженцы? Васильев удивленно поворачивается ко мне, а вся группа проходит мимо, отпуская очередную шуточку. Это самые обычные студенты. Французы. Судя по акценту, они из Алжира. Безобидные обормоты. Шутники, которые очень любят попугать прохожих. Я в Париже на таких насмотрелся.

А что… тот парень хотел? Я всё ещё не верю в спасение. Саша равнодушно пожимает плечами:

Ну, он спрашивал, как пройти до Золотой улицы. А я ответил, что мы приезжие. Ну, и оболтус прокомментировал, что теперь им гостиницу ещё полночи искать, и… Э-э, Наташа, ты что?

Что? А я, собственно говоря, падаю. У меня, видите ли, так называемая «запоздалая» реакция на шоковые события, и поэтому в критических ситуациях я действую так, как должно и правильно, и только потом начинаю «переживать» последствия. Вот поэтому я и умею «держать» удар. И вот поэтому я хороший водитель. Но я точно не супермен, потому что у меня дрожат руки и ноги. Просто я, идиотка, решила, что эти «беженцы» будут нас сейчас убивать. На себя-то мне, в общем, уже давно наплевать меня здесь мало что держит. А вот за него я по-настоящему испугалась. Ослепительной вспышкой в голове мелькнула и разорвалась мысль о том, что я могу его потерять, и не потому, что он сам от меня уйдет, а потому что он уйдет уже навсегда.

И я, смешная дурочка, вцепляюсь в грудную клетку Васильева. Ногтями тяну за свитер, тащу на себя: