Партийная разведка

с трудом ему собрали книжицу. Сейчас у Палиевского вышла книга «Из выводов XX века» (Владимир Даль. СПб., 2004, 556 с), где он собрал свои труды за 40 лет. Яркая книга! Когда всё вместе сложилось, видно, что перед нами крупная фигура в русской духовной жизни. А тогда свой авторитет «гения» Палиевский поддерживал исключительно за счёт блестящего знания наизусть В.В. Розанова. Известно, что человека «еврейского круга» от мелкого торгаша до Ю.В. Андропова легко определить по тому, что он пытается беспрерывно блистать остротами великого комбинатора из «Золотого телёнка» и «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Вот точно так же наш русский «гений» щеголял В.В. Розановым, который тогда был упрятан глубоко в «спецхран». Да, и вся русская культура, как я уже говорил, особенно её философия и православная мудрость, была при советской власти упрятана в «спецхран». Мы в «Русском клубе» её из «спецхрана» осторожно вытягивали, чтобы вернуть собственное законное наследие нашему народу. И Палиевский здесь был впереди, хотя больше подсказывал «втай», чем выступал в печати сам. Но я сам боялся рот раскрыть, не сделал ни одного развёрнутого доклада: выступал только уже в прениях, где можно стенограмму подчистить. И мучительно ломал голову, не ляпнуть бы чего из перепутавшегося в моей голове «спецхрана». Что можно сказать, подстраховавшись охранительной «чёткой» догматикой? «Спецхрановский» гексоген был «взрывчатой смесью», с которой надо было тогда очень осторожно обращаться. А пойди сразу соберись, отсей — что было где-то в открытых публикациях, пусть хоть в «их», «враждебных», и значит — можно вслух вроде бы «покритиковать», сделав вид, что возражаешь, скажем, якобы «Свободе»? А что — жуткий «про-

ф^ссиональный идеологический крипт», за выдачу которых) головы не снесёшь?

А вот Палиевский всегда умёл ходить по проволоке. Знал, что где говорить. Хотя однажды и он — душа русская не выдержала! — сорвался на дискуссии «Классика И мы». Столько наговорил «лишнего», да ещё при «них», я за это подвергся дичайшей иудейской травле. Ему евреи дискуссии «Классика и мы» не смогли простить.

Покаюсь, я всегда немного ревновал Палиевского. Он увёл у меня мою первую любовь — мою однокурсницу, студентку романо-германского отделения МГУ, дочку ещё сталинского председателя Комитета по делам искусств Беспалова, яркую жгучую жёлчную брюнетку, красавицу и удивительную умницу и эрудитку Ларису, от общения с которой я много вынес. Пётр сразу женился на ней, и это она сделала из него гения — обтесала, ввела в круги, короче, навела на самобытный русский талант лоск. Потом они разошлись, но лоск остался.

Вообще жёны очень много значат для формирования творческой личности. Известного русского литературове да, философа и критика Вадима Валериановича Кожинова во многом сделала его вторая жена, моя однокурсница, милая и трогательная Лена Ермилова, дочка процветавшего при Сталине литературоведа и критика Ермилова и… уникальная «ермиловская» профессорская библиотека. Нашего главного и самого умного оппонента «жидовствовавшего» критика Юрия Ивановича Суровцева тоже сделала жена, моя очаровательная однокурсница, профессорская Дочка Марина Фоминская. Недаром толкуют про умных жён-евреек, делающих из русских «обломовых» — крупные фигуры. И тут важно, какой дух в семье возобладает. Не обязательно торжествует еврейский. Чаще именно

непотопляемый, подземный, древний, как сам Иегова, —. еврейский. Но тут всё в воле Божией. Академика Сахарова подмяла под себя Елена Боннэр. У коллеги и — первое время — друга семьи Сахарова академика Петрянова-Соколова была жена, тоже молоденькая еврейка, но он стал опорой Русского Духа. И такое бывает! Посмотрел человек, в какой ад его тащат, и пересилил дьяволицу. Повторюсь, внутри семьи всё в воле Божией. Даже Солженицын не стал бы Солженицыным без своей энергичной и верной охранительницы-супруги.

Вернусь в «Русские клубы». На наши «вторники».

В особо необходимых острых и скандальных случаях мы обращались к директору Института Истории Академии Наук СССР Борису Александровичу Рыбакову, всегда готовому умно подсказать и помочь, как «выпутаться». Для того же Суслова авторитет академика с мировой славой Бориса Александровича Рыбакова, уж конечно, был неизмеримо выше, чем строившего козни «русофоба», не слишком образованного Александра Николаевича Яковлева.