Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

Официальные лондонские круги сначала попытались закрыть глаза на акт насилия в отношении Ч-СР. «В эти мартовские дни, — вспоминал Черчилль, — в Англии распространилась волна какого-то порочного оптимизма. Несмотря на то, что в Чехословакии нарастало напряжение под немецким нажимом извне и изнутри, те английские газеты и министры, чьи имена были связаны с Мюнхенским соглашением, не теряли веры в политику, в которую они вовлекли страну». Выступая в палате общин 15 марта, Чемберлен, выражая сожаление в связи с отделением Словакии от Ч-С, тем не менее заявил: «Однако мы не допустим, чтобы это заставило нас свернуть с нашего пути. Будем помнить, что чаяния народов всего мира по-прежнему сосредоточены в надежде на мир»[447]. Через два дня его настроение под влиянием английского общественного мнения резко изменилось. В официальных нотах Англии и Франции уже говорилось о незаконности действий Германии против Чехо-Словакии, но, что примечательно, осуждался, по сути, не сам акт агрессии против суверенного государства, а нарушение Гитлером обещаний, данных в Мюнхене. Немцы отнеслись к протестам англичан и французов с высокомерным презрением, а статс-секретарь германского МИД Э. Вайцзеккер вообще отказался принять от Кулондра официальную ноту протеста Франции от 18 марта, заявив, что французское правительство вообще не может вмешиваться в дела, которые уже «должным образом улажены между Берлином и Прагой»[448]. США, отозвавшие своего посла из Берлина, заявили о непризнании ими акта насилия, совершенного Германией. Польша ограничилась позицией стороннего наблюдателя[449].

Опасность остаться наедине, лицом к лицу, с гитлеровской Германией усилила в Англии и Франции тенденцию к оживлению системы коллективной безопасности, положила начало «политики гарантий» западных держав. 31 марта была предоставлена английская гарантия Польше, позднее превращенная в соглашение о взаимной помощи, затем гарантии получили Греции и Румынии[450]. Однако это вовсе не означало окончательного отказа руководителей Англии и Франции от политики «умиротворения», рецидивы которой стали учащаться по мере удаления от событий 14–15 марта 1939 г.

Ю. Л. Квицинский Дьявольский пакт или игра в карты с чертями?

Чтобы понять побудительные мотивы и логику действий руководства СССР при заключении договоренностей с Германией в августе 1939 г., имеет смысл бросить хотя бы краткий ретроспективный взгляд на предыдущие два десятилетия взаимоотношений Советской России с Германией и те международные обстоятельства, которые, в главном, определяли европейскую политику того периода. Все эти годы приоритетом для Германии оставался пересмотр послевоенного порядка вещей в Европе. Для оказавшейся во враждебном окружении России задачей номер один также являлось изменение такой ситуации и обеспечение внешней экономической помощи в восстановлении и развитии. Конечно, Германия не раз доказывала свою ненадежность и опасность для России. Конечно, трудно было найти в мире другого столь хищного и вероломного партнера. Но разве Германия не проиграла войну? Разве не пришлось ей пережить подписание унизительного Версальского мира? Разве не находилась она, подобно Советской России, после окончания войны в глубокой международной изоляции? Сама жизнь диктовала России и Германии необходимость объединиться, чтобы вырваться из-под ига ненавистной Антанты.

Предпринятая немцами на Генуэзской конференции в 1922 г. попытка вернуться в «приличное европейское общество», решить свои экономические проблемы за счет формирования некоего европейского консорциума «для восстановления России» при ведущей роли Германии, а потом, спустив Версаль на тормозах, создать единый антироссийский фронт и со временем покончить с «большевистской чумой», не удалась. Изолированная по инициативе англичан Германия вынуждена была пойти на подписание договора о сотрудничестве с Россией, который по месту своего подписания известен как Договор Рапалло. Он на долгие годы стал на Западе нарицательным понятием, пугалом, повергающим в дрожь и смятение англо-саксонскую и французскую дипломатию, поводом для обвинения Германии в склонности к «сговору с Россией против Запада» и «измене в отношении моральных ценностей западной цивилизации».