Флаг именно этого государства и разрешил использовать Кубе. Тонкий такой намек на толстые обстоятельства. Зашевелились эти «господа» повсюду, в том числе и в Гродненской области. А весть о том, что бригада числится за НКВД и командует ею майор госбезопасности СССР, это ж как серпом по одному месту для мэстных еуропэйцев. Плюс у нас под защитой находилось еврейское население области. В бригаде их было довольно много, а антисемитизм поддерживался и немецкой администрацией, и был близок «душе польского народа», и не только польского. На соседних территориях, в Литве и на Украине, с особым рвением полицаи занимались решением еврейского вопроса. Кубе и фон дем Бах обратились к Коху, и «проверенные в деле» полицейские подразделения из Литвы, Латвии и Украины начали прибывать на территорию республики и заменять «нестойкие» подразделения местной полиции. Для нас это был чувствительный удар. Немцы объявили о замене аусвайсов, выданных в период с сентября по январь, что вызвало несколько арестов наших разведчиков, и прервалась связь с подпольем. А с вновь прибывшим пополнением полиции началась настоящая война. Руки у этих гадов были по локоть в крови еще на своих территориях. Они были лучше вооружены и больше опасались нас, чем их местные собратья, которых они тоже начали пачкать в крови невинных жертв. Плюс полицаи обладали большей маневренностью, чем наши отряды, они свободно передвигались на автотранспорте, а мы были вынуждены двигаться пешком днем и на лошадях ночью. Но основным нашим занятием по-прежнему была защита населения, поэтому пришлось выставлять дополнительные посты наблюдения и выслеживать эти группы, объединенные зондеркоманды. Ну, а если уж попадались… После нескольких таких засад во всех гитлеровских газетенках меня самого изображали евреем с большим носом, с эмблемой со щитом и мечом на рукаве, большим окровавленным ножом и залитыми кровью руками. Насчет носа и еврейства – это они загнули, а нож и руки можно и не пачкать, при правильном ударе на них и следа не остается.
Так что, вольно-невольно, а пришлось усилить в бригаде и округе и агитацию, и печатать свою газету, и даже пару раз писать в ней. Благо что ротапринт ручной и все для подобной деятельности, действительно, быстро доставили еще в сентябре 41-го. Но больше на нас сыграл тот факт, что не только волки и прочие хищники побаловались мясцом в наших лесах. Мы собрали почти всех убитых лошадей, переработали их, соорудили большой ледник, во все деревни завезли это мясо, а в январе, когда открылись «витебские ворота», направили туда большой обоз, с просьбой к партизанам доставить его в Ленинград. До этого мы только брали у населения продовольствие. Кто-то давал его добровольно, а кто-то только потому, что вся округа сдавала, с большим удовольствием он бы эти «излишки» сам бы съел или продал через рынок. Поэтому долг – платежом красен. Как только удавалось захватить что-то у противника и у нас образовывался излишек, так сразу мы направляли помощь в самые неблагополучные деревни, особенно в те, которые пострадали от действий немецкой администрации и полиции. Этот способ пропаганды я считал самым эффективным и действенным.