Партизанки

Операция осталась бы неосуществленной, если бы не смелая и неожиданная инициатива, проявленная нашим замечательным товарищем Ниной Гриневич. Узнав о серьезных затруднениях, которые испытывали подпольщики с оружием, семнадцатилетняя комсомолка предложила довольно опасный, но вполне реальный план. Забегая вперед, хочу отметить, что именно благодаря Нине и ее плану несколько позже нашей группе удалось наладить надежный канал связи с одним из партизанских отрядов, действовавших к югу от города.

Как выяснилось, вся большая семья Гриневичей, живущая в деревне Ламбово, в двадцати пяти километрах от Бобруйска, — шестидесятилетняя мать Агриппина Петровна и одиннадцать ее дочерей и сыновей (сама Нина была последней) — уже давно собирала оружие, оставшееся после ожесточенных боев в близлежащих лесах. Все, что они находили, будь то винтовка, автомат или граната, тщательно пряталось в укромном месте, а затем старшая из дочерей, Ольга, вместе с односельчанином Василием Назарчуком переносила собранное в надежные лесные тайники.

— Одним словом, дайте мне день-два — и оружие будет в городе, — твердо закончила свой короткий рассказ Нина. — Обязательно будет.

Подпольщики молчали. Риск, на который сознательно и добровольно шла девушка, был огромен. Это понимали все. Однако иного, менее опасного и простого, выхода, повидимому, не существовало. И после долгих и тщательных размышлений и обсуждения всех подробностей предложение Гриневич было принято.

— Обо мне не тревожьтесь — я везучая, — заметив следы плохо скрытой тревоги на лице Ивана Химичева, мягко улыбнулась Нина. — И сама доберусь, и листовки доставлю, и оружие привезу!

— Это какие же листовки?

— Те, которые вы мне дадите, — кивнув на стопку сводок информбюро, лежащую на столе, серьезно произнесла девушка. — Не могу же я возвращаться домой о пустыми руками! Вы себе и представить не можете, с каким нетерпением ждут у нас любых весточек, сообщений из Москвы…

В тот же день около тридцати экземпляров последней радиосводки были переданы Нине для распространения в окрестных деревнях.

…Рано наступивший осенний вечер застал девушку вдали от города. Позади осталось двадцать с лишним километров тяжелого и небезопасного пути через леса и болота, в обход захваченных врагом сел и деревень.

Вот наконец и знакомые с детства места. Обступивший со всех сторон угрюмый лес медленно редеет, незаметно переходя в невысокий, но довольно густой кустарник. Скоро должны показаться и первые дома Ламбово, а среди них, чуть в стороне и на отшибе, — хата Гриневичей. «Ну, кажется, добралась», — с облегчением подумала Нина. И в тот же момент из кустов впереди неожиданно и резко раздался лязг винтовочного затвора, а затем и хриплый окрик:

— Стой! Кто идет?

«Вот тебе и везучая!»

— Да я из Ламбово! К себе домой иду, — стараясь сохранить в голосе спокойствие, отозвалась Нина.

— А ну, подходи поближе, посмотрим, что это за краля по ночам тут шастает.

Сделав несколько шагов вперед, Нина различила в темноте двух вооруженных винтовками полицаев в черных шинелях и только что остановившуюся поодаль женщину в накинутом на голову платке. Низкорослый «страж порядка», от которого мерзко разило самогоном, пристально вглядываясь в девушку, злобно выдохнул:

— Кто такая? Покажь документ!

В этот момент женщина, очевидно узнав девушку, подбежала к Нине и, оттолкнув полицая, прижала ее к себе:

— А, божечка ж моя! А я ж тебя сразу и не признала! Ой, горе мое, а исхудала-то как! Пойдем, дитятко, по дороге нам! Отведу тебя домой — мать ведь небось заждалась…

— Молчать, старая ведьма! — заорал опешивший поначалу низкорослый. — Не встревай! Сами отведем, куда надо будет! А может, она — партизанка? Тут еще разобраться надо!

— Да что вы, мужики, — продолжала причитать женщина. — Это ж Нинка, Агриппины нашей дочь. Работает в городе, а сюда, к матери, за харчами ходит…

Второй полицай, пожилой, заросший трехдневной щетиной и до сих пор угрюмо молчавший, неожиданно примирительным голосом произнес, обращаясь к своему напарнику:

— Да отцепись ты от них, Степан. Знаю я ее. Гриневича это девка.

Достав из кармана кисет, он неторопливо протянул его приятелю. А Нина, готовая уже к самому худшему и еще не до конца поверившая, что опасность миновала, не оборачиваясь, поспешила к своему дому.

Той же ночью девушка встретилась со своим односельчанином Василием Назарчуком. Были тщательно продуманы все детали предстоящей поездки в Бобруйск, намечен маршрут.

Ранним утром Назарчук, добыв у старосты документ на право выезда в город с сестрой жены, запряг в повозку гнедого коня. Под толстым слоем сена, завернутое в старую рогожу, уже находилось предназначенное для подполья оружие. Гранаты, завернутые в промасленную тряпку и залитые сверху густым дегтем, лежали в большом ведре, подвешенном под повозкой.

Из деревни Василий выехал один, стараясь не привлекать внимание полицаев. В условленном месте его уже ждала Нина. Расстелив на сене домотканое одеяло, она улеглась поудобнее. Как и было уговорено, Назарчук вез в бобруйскую больницу беременную свояченицу.