Партизанки

— Поберегите его, — просит на прощание Татьяна Васильевна и, словно извиняясь перед нами, с тревогой в голосе добавляет: — Уж больно горячий он у меня. Везде впереди быть хочет!

Мы с командиром твердо пообещали выполнить ее материнский наказ.

Быстро и незаметно летят дни. Николай, веселый, общительный и не из робкого десятка (это сразу же замечают и признают все), по душе партизанам. Вскоре его уже считают своим, ворошиловцем.

К исходу недели погожим солнечным утром у наших шалашей вновь появляется Татьяна Васильевна. Она не одна. Рядом с трехлинейкой за плечами шагает Женя.

— Ну вот, товарищ комиссар, и второго к вам привела!

— Мама! — паренек смущенно посмотрел в сторону Качанова. — Я же не маленький, сам пришел!

— Ну ладно, партизан, не обижайся, — Татьяна Васильевна ласково ворошит густые кудри Евгения. — Но запомни навсегда: слово матери для тебя — закон. Не отпустила бы тебя в лес — до конца войны дома сидел бы! Понял?

— Понял, — юношеским ломающимся баском буркнул сын.

Его заветная, давняя мечта наконец-то сбылась: он боец, равноправный боец партизанского отряда.

Близилось лето сорок второго. В бесконечных походах, боях и диверсиях на вражеских коммуникациях мужали и закалялись ворошиловцы. Основные удары, по приказу подпольного обкома партии, молодежный отряд производил по тщательно охраняемым, прикрытым крупными гитлеровскими гарнизонами железнодорожным магистралям Минск — Бобруйск, Осиповичи — Слуцк. Специальные диверсионные группы и днем и ночью одна за другой уходили на «железку». Нередко в их числе были и сыновья Татьяны Васильевны Семенчук.

Стоянки отряда в этом районе, быстро ставшем для оккупантов жарким, нам приходилось менять довольно часто. Однако лесной массив, в котором мы базировались, был настолько ограничен в размерах, что каждый раз лагерь разбивался где-то неподалеку от Парщахи. И это было настоящим счастьем для Татьяны Васильевны: она довольно часто виделась с сыновьями-партизанами.

В июне 1942 года Николай Семенчук был включен в состав диверсионной группы, которая должна была взорвать воинский эшелон на перегоне Бобруйск — Осиповичи. Эта операция — уже не первая, в которой он принимал участие. Но тем не менее молодой партизан был просто счастлив, когда узнал о задании. Его не страшили ни трудности, ни огромный риск.

Маршрут подрывников пролегал недалеко от Парщахи, и Николай решил на несколько минут забежать в родной дом. Радостно сияя, он рассказал матери о своем задании.

— И где же вы будете рвать дорогу? — задумчиво спросила Татьяна Васильевна.

— Рядом со станцией Ясень, — спокойно отозвался сын, не заметив ни тревоги в голосе матери, ни ее поникшего разом вида.

Вскоре он ушел. Проводив Николая далеко за село, Татьяна Васильевна еще долго, не отрываясь, смотрела ему вслед. Сомнений в том, что задание, предстоящее сегодня Николаю, одно из опаснейших и трудных, у нее нет. Разве может она забыть, как не раз уже за последний год приходилось ей хоронить своими руками партизан, погибших на «железке»? Но ведь теперь навстречу смерти идет ее родной сын!

И мать не выдержала. Забыв обо всем на свете, не в силах уже побороть тревогу, пошла она вслед за группой. Шла торопливо, иногда бежала, задыхаясь, падая и вновь поднимаясь. Но разве может она угнаться за молодыми, здоровыми парнями, для которых несколько килограммов тола за плечами — едва заметный груз!..

Вскоре наступили сумерки, потом — ночь. Татьяна Васильевна, хорошо знакомая с этими местами, миновала Тарасовичи, Корытное, Кохановку и Белое. Где-то впереди — железная дорога. Однако лесных тропинок, ведущих к ней, здесь немало, и по которой из них прошли партизаны, женщина может только гадать.

После недолгих раздумий Татьяна Васильевна выбрала одну из них: будь что будет!

Незаметно прошло еще несколько часов. Силы на исходе. Давали себя знать напряжение, усталость и постоянная тревога.

— Сыночек, родной, где же ты? — шептала измученная мать, все чаще и чаще припадая к стволам деревьев, чтобы не упасть. Одежда ее во многих местах была изорвана ветвями, ноги сбиты в кровь, но женщина всего этого не замечала: только бы успеть, во чтобы то ни стало успеть!

И лишь на рассвете где-то совсем рядом услышала она в тиши леса тяжелый, все нарастающий гул. Это шел эшелон. А вскоре от оглушительного, мощного взрыва дрогнула и загудела под ногами земля.

Не раздумывая, женщина бросилась к полотну дороги. Минут через тридцать в предрассветных сумерках заметила Татьяна Васильевна среди редкого сосняка силуэты нескольких мужчин с оружием. Торопливо уходя в глубь леса, они часто оглядывались назад, туда, где на фоне светлеющего неба поднимались вверх густые клубы черного дыма. То горел взорванный партизанами вражеский эшелон.

Подойти хоть немного поближе или окликнуть людей она не решалась. И не потому, что боялась чужих. Не хотелось матери подвести сына, уронить его авторитет в глазах товарищей, друзей.

Но ее уже заметили, узнали. И вот уже рядом с Татьяной Васильевной, обнимая ее и глядя в покрасневшие от слез радости глаза матери, стоит ее Коля. Живой и невредимый!