Ближе к полудню со стоянки партизанского отряда имени Ворошилова, расположенной в то время в лесном массиве неподалеку от шоссейной магистрали Брест — Бобруйск, выехала запряженная лошадью крестьянская повозка. На ней, бережно укрытый одеялом, лежал без движения заметно осунувшийся и побледневший Евгений. Татьяна Васильевна, часто оборачиваясь к сыну и стараясь не потревожить его неосторожным движением, держала в руках вожжи. Рядом размеренно и широко шагал отец.
Спустя час за деревней Евсеевичи дорогу впереди пересекла искрящаяся под солнцем речка. Это — Птичь. Длинный деревянный мост через нее днем и ночью усиленно охраняется. Проверка!
— Хальт! Документ?
Семенчуки спокойно подали свои довоенные паспорта.
— Мы — к коменданту!
Пропустили.
Вот и двухэтажное кирпичное здание заволочицкой комендатуры. Оно превращено в настоящую крепость. Окна, узкие, как бойницы, ощетинились пулеметными дулами, повсюду мешки с песком, заграждения. Здесь же располагается и часть гарнизона: на каждом шагу, тут и там серо от солдатских мундиров.
Попасть на прием к герру коменданту — дело далеко не простое. Несколько часов Семенчуки терпеливо, понимая, что иного выхода нет, ждали под палящими лучами солнца посреди пыльной и душной улицы. Проходящие мимо патрули внимательно и настороженно скользили цепкими взглядами по убогой крестьянской повозке с лежащим на ней пареньком, по лицам взрослых.
Наконец появился комендант. Десяток вопросов, заданных на ломаном русском языке, дается ему с большим трудом. Но вид Жени, совсем еще мальчика («О, киндер!»), «подстреленного бандитами», вроде бы даже размягчил хмурого фашиста. Вскоре он подписал и выдал пропуск. Впрочем, комендант ничем не рисковал: ему-то отлично было известно, как много проверок и допросов предстоит еще выдержать юноше. И если тот действительно окажется партизаном, ничто не спасет его от гибели!
За околицей села Татьяна Васильевна и Женя попрощались с отцом, дальше они поедут одни. Их ждут сорок километров опасного пути через десятки вражеских гарнизонов, через многочисленные заставы и патрули на мостах и дорогах, в деревнях и селах. Но Татьяна Васильевна готова к любым испытаниям, к любому риску…
Впереди — снова Птичь. И снова на мосту — тщательная проверка и обыск. На хмурых, испитых лицах гитлеровцев написано недоверие и подозрительность: в каждом человеке им видится «бандит-партизан». Однако пропуск, подписанный комендантом, которому они подчинены, и заверенный печатью с имперским гербом, оказывает свое действие. «Ладно, езжайте!» — слышат Семенчуки, и повозка неторопливо, поскрипывая колесами, движется дальше. «Если бы вы только знали, бобики, кого сейчас пропускаете!» — с облегчением подумал Женя.
Когда позади осталось еще более десятка километров, Татьяне Васильевне и Жене пришлось выдержать еще один подробный допрос и проверку документов. На этот раз на мосту через реку Красная. Но и теперь удача сопутствует им: пронесло!
Через полтора километра — местечко Глуша. Здесь, в этом крупном гарнизоне врага, находящемся в прямом подчинении бобруйских властей, действие пропуска заволочицкой комендатуры ослабляется.
Женщина знает об этом и очень тревожится: ведь снова предстоит нелегкий допрос. И посерьезней тех, что уже были!
Так оно и выходит. Жандармский офицер, вызвав переводчика, начинает допытываться: «Когда ранили мальчика? Кто ранил? Где?»
— Ранили в лесу, бандиты, когда мальчик собирал грибы, — уверенно и спокойно отвечала мать.
— А знает ли об этом село?
— Конечно знает.
Рассказывать о том, что все село, и не раз, видело Женю с винтовкой, а Николая — с пулеметом на плече в партизанском строю, совсем ни к чему. Но Татьяна Васильевна знает: оккупантам не составит особого труда схватить и подвергнуть жестокому допросу любого из жителей Парщахи. И тогда… Нет! Быть этого не может — предателей им не найти!
Уже поздно вечером, так ничего и не добившись и, очевидно, поверив Семенчукам, их наконец отпустили.
Ехать в город уже не имело смысла, да и опасно было — близилась ночь, и Татьяна Васильевна решает остаться в Глуши на ночлег, здесь еще с довоенных времен живут ее старые и добрые знакомые. Эту ночь, как и все предыдущие, женщина проводит без сна: самое страшное и тяжелое впереди. Да и до сна ли теперь матери?..
Ранним утром, едва кончается комендантский час, Семенчуки снова в дороге. И снова тревожное, томительное ожидание, бесконечные придирчивые допросы патрулей и караульных, проверки документов и обыски в крупных немецких гарнизонах: Каменке, Горбацевичах, Слободке…
Наконец вдали показались окраины Бобруйска. При въезде в город — мощная застава. Рядом с караульным помещением — пулеметные расчеты.
— Хальт! Хенде хох! — На женщину и мальчика в упор направлены несколько автоматов.
— Документ!