Партизанская быль

— Третьего дня на село с «овощехранилища» приехали гитлеровские офицеры. Захотели посмотреть на молодежное гулянье. По приказу полиции собрали нас всех, заставили петь, плясать. А как наступила ночь, закрыли всех в амбар за «нарушение правил». Офицеры дали команду и, вместе с пьяными полицаями, начали обстреливать амбар.

Девушки рассказали об издевательствах, которые терпел народ от фашистов и их прислужников, но подробно сообщить что-либо ценное мне, как разведчику, не смогли.

Прощаясь, я дал им листовки и велел никому не рассказывать о нашей встрече. Они даже обиделись:

— Ой, что вы, Георгий Сергеевич! Мы же вас еще раньше видели, когда вы мимо домика лесника проходили. Так мы же никому, никому!.. Даже друг другу сказать боялись. А сами думаем: «Вот хорошо! Пришли партизаны. Может, наши мучители-полицаи хоть немного уймутся.»

Едва расстался с девушками, на просеке показалось стадо. Я решил подождать, глянуть, кто его гонит.

И на этот раз удача. За скотиной брел старый учитель машевской школы — Фотий Лазаревич Поправко. Он шел, прихрамывая, крепко задумавшись. Босой, в белых крестьянских портах, в серой, подпоясанной веревкой рубахе. На плече — грабли. В левой руке — узелок и пастушеский кнут. По лицу видно: невеселую он думает думу.

Как же он обрадовался, когда я окликнул, его! Подскочил, будто молодой, заволновался.

— Ах, вот как хорошо! Вот та-ак! — услышал я его любимую присказку. — Хорошо-о, люблю! — Фотий Лазаревич имел обыкновение приговаривать так на уроках, когда ему верно отвечали, и вообще когда слышал и видел то, что ему было приятно. Дальше старик мне сказал как ни в чем не бывало:

— Ты тут стой. Жди! Я скотину загоню, потом вернусь… хм… поискать одну коровушку. Забрела, мол, где-то тут. А мы ее тут и привяжем. Вот и выйдет, что надо искать. Вот видишь как, а? — Хорошо? — Хорошо! Он сам спрашивал и отвечал, видимо, очень довольный. Глаза его заблестели, морщины осветила хитрющая улыбка.

Я помог ему привязать корову в глубине ельника, и старик погнал стадо дальше, приговаривая любимые слова. Я даже по спине его видел, как ему не терпится вернуться, и тоже очень довольный остался ждать.

Когда Фотий Лазаревич возвратился — обнял меня и по русскому обычаю три раза поцеловал в щеки. Потом по-деловому осведомился:

— Ну, а где твои молодцы? — Видно, старый учитель решил, что я — командир отряда и за моей спиной стоит целое войско.

Я повел его к товарищам, чтобы поговорить всем вместе. Их он тоже по очереди обнял и одобрительно, по-отцовски, похлопал по плечам. Против ожидания Фотий Лазаревич не поразился, что нас так мало: удивительно толковый был человек.

Нам пришлось рассказать старому учителю о партизанской жизни.

— Вот как! Хорошо!.. Люблю. — говорил старик. Он как-то умел повторять это на разные лады, и каждый раз присказка звучала с новым смыслом. Он задавал столько вопросов, что казалось, не мы, а он — разведчик. Мы рассказывали, что могли, а он только жмурился от удовольствия и приговаривал:

Все равно Россия победит! Много к нам любителей совалось. Будет тут и Гитлеру крышка!

Мы начали рассказывать об ожидании второго фронта, но старик сердито перебил:

— Мягко стелют, жестко спать! — почти закричал он. — Им невыгодно, чтобы Россия пала; невыгодно, чтобы победила. И нам от них спасения не нужно! Они за него потом такую ноту предъявят, что впору будет снова воевать. Своими силами возьмем. Наша армия, наш народ — победа будет наша!

Фотий Лазаревич нисколько не торопился домой. Видимо, давно ни с кем не говорил по душам. Пришлось его прервать. Конечно, на досуге не мешает и самим в международной политике разобраться, но досуга не было.

Мы спросили Фотия Лазаревича о том, что нас интересует, и получили довольно четкие ответы:

«Овощехранилище» — это склад боеприпасов. Со дня на день в Машево должны прибыть из Новгорода-Северского фашистские солдаты. Сколько — неизвестно, но, судя по тому, какое жилье готовят полицаи, — не меньше роты. Новгород-северский комендант — Пауль Пальм создает «национальный русский батальон» для борьбы с партизанами. Туда зачисляют бывших кулаков и добровольно сдавшихся в плен. В Семеновке тоже строится склад и авторемонтные мастерские.

Что касается жизни в селе, учитель подтвердил все, рассказанное девушками, и добавил, что машевской полицией руководит какой-то пришлый националист, которого Фотий Лазаревич не знал, а я — тем более. Ближайшими подручными рыжего были: Крючков, Коноваленко, Сержан, Коваленко и другие известные мне лица. Они стреляли во время вечернего обхода в мирных жителей за то, что те задерживались на улице.

Мы попросили учителя идти: от греха подальше. Близился час обхода.

Ему очень не хотелось с нами прощаться. Мы обещали дать о себе знать и доложить о нем командованию как о верном связном.

Можно было уходить и нам. Однако нам уже известно, что полицаи делают обход по четыре-пять человек и на пути их следования лежит мост через реку Рванец.

Нас — трое, до моста дойти нетрудно. Впрочем, если б полицаев оказалось и больше — для партизан это не страшно.