Партизанская быль

Через три дня старостой Александровки назначили помощника казненного — Лупана.

Этот пожилой человек, в прошлом только тем и известный, что, будучи казначеем церковного прихода, пропил деньги верующих, страшно испугался назначения. Но комендант не Советовался с ним, согласия его не спрашивал.

Александровны ожидали от Лупана разного. Пока он ходил в помощниках старосты — никому не вредил. Но теперь из страха перед гестапо мог натворить дел. Как он покажет себя? «Какая сила над ним власть возьмет, той и поклонится» — к этому сводилось мнение большинства его односельчан. Нам же было чрезвычайно важно иметь старосту на своей стороне, и вот почему.

Если раньше, в первый год войны, оккупанты пробовали создать видимость выборности старост, чтобы иметь в них «представителей народа», проводить через них свои «новые порядки», распространять влияние на народ, то нынче оккупанты с этой иллюзией уже распрощались. Старост просто назначали.

Тем не менее старосты оставались людьми весьма сведущими о силах и планах оккупантов, конечно, в пределах своего района. Староста знал о предстоящих продовольственных поборах, о мобилизации населения на работу или на отправку в Германию. Он также знал, какие меры наказания будут применены к отклоняющимся от исполнения этих приказов.

От старосты во многом зависело, как жители воспримут то или иное указание оккупационных властей, и население должно было считаться с тем, смотрел ли он сквозь пальцы на нарушения «нового порядка» или строго спрашивал за них.

Наш подпольный обком партии учил своих людей, что партизанам надо постоянно держать старост под своим наблюдением, а желательно и под влиянием.

Мало того, что староста имел возможность заранее предупредить о мобилизации и поборах и таким образом мы могли срывать исполнение немецких приказов. Но староста мог еще и связать нас с большим количеством людей, а это в сорок третьем году было особенно важно.

Линия фронта приближалась. Надо было подумать о людском пополнении, которое получит Красная Армия, как только освободит область. У кого, как не у нас, спросят: что за люди оставались здесь, в тылу? Можно ли им доверять? Как вели себя при фашистах?

Мы не могли принять всех, желающих вступать в партизанские отряды: не хватало оружия, продовольствия, да и не было нужды бесконечно растить партизанскую армию. Вместе с тем работать с людьми, готовить их к продолжению борьбы было нашей прямой обязанностью, указанной подпольным обкомом.

Вот почему наладить правильные отношения со старостами было для нас теперь важнее, чем когда-либо. Для успеха организационно-политических задач иной бой теперь оказывался менее важен, чем подчинение своему влиянию старосты крупного населенного пункта.

Именно таким пунктом и было для нас село Александровка. Помимо большого количества населения, интерес представляло и то, что село расположено вблизи железной и грунтовой дорог, которые мы были обязаны держать под своим контролем.

Казнь предыдущего старосты в Александровке была не только актом возмездия, но и организационной необходимостью, вытекающей из наших политических задач. Теперь же нам было очень важно, как поведет себя вновь назначенный староста.

Вот почему мы решили не дожидаться, пока Лупан начнет «творить дела» и показывать себя, а сразу склонить его на свою сторону. Добром или силой — неважно. — Если удастся — пусть остается старостой и работает на нас; нет — его постигнет судьба предшественника.

Мне когда-то давно приходилось встречаться с Лупаном, и мы с комиссаром пришли к выводу: переговоры с новым старостой лучше всего провести мне.

Не откладывая дела в долгий ящик, мы выбрали подходящую ночь и с группой партизан вышли в Александровку.

Когда мы появились на сельской улице, все уже спали. Нигде не видно огонька. Я тихонько, но требовательно постучал в окно хаты Лупана.

Никто не откликнулся. Постучал снова, погромче. Мои ребята немного нервничали. Боялись за меня. Вася Кузнецов принялся терзать мой рукав, приставать, чтобы я отошел:

— У него винтовка есть и пистолет. Ведь даст в упор — убить недолго!

Но всякая осторожность могла показаться старосте подозрительной — и вышло бы хуже. Чтобы осуществить мой план, надо было действовать смело и открыто.

Я постучал опять и спросил:

— Пан староста дома?

В квартире послышался шорох.

— Хозяйка, подойди-ка, свои! — повторил я спокойным, требовательным тоном.

— Ах, боже мой, кто вы?

— Полиция! Долго вы будете там копаться?!

Тут у окошка показался сам хозяин.

— Не бойтесь, пан староста, — сказал я ему. — Мы — из Семеновки по заданию. К вам на житье едут триста пятьдесят немцев. Быстрее одевайтесь. Надо приготовить квартиры.

Окно открылось, и жена Лупана Пелагея Якимовна обрела дар слова:

Может, вы промерзли? Зашли бы в хату, выпили стакан молочка, пока мой соберется.

Кузнецов спросил ее:

— А чего-нибудь погреться нема?

— Заходите, поищем, пожалуй, что и найдем.

Мы вошли. Староста, не зажигая света, спешил одеваться. На столе появились две бутылки самогона. Гостей усадили. Я потихоньку завел разговор с хозяйкой.