Партизанская быль

Нет. Положить у нас не получится. Полицай к себе в избу не пустит. А мы хотели с разбегу ему в окно кинуть: получится вроде как с самолета.

Потом они доложили еще одну просьбу: дополнительно принять в партизаны четырех товарищей, вполне надежных людей.

— Надежные? — переспросил Шахов.

— Свои. — подтвердили мальчики. — У троих отцы в армии, а у одного тоже в партизанах, только не знаем где. А главное — у них есть оружие.

— Какое?

— Винтовка. Весной на огороде нашли. Они обещают, что если их примут, то всем по очереди будут давать носить. Слово дали.

После Шахов мне рассказывал, что во время этой беседы у него просто руки опустились: посмотрел он на эти самокрутки, на щербатые рты, еще не пополнившиеся коренными зубами, послушал их речи про бомбы и винтовку с огорода, — и пожалел, что связался. Ну дети, как есть дети.

Однако эти дети поразили его продуманностью своих боевых планов. Они уже заготовили две пилы для телеграфных столбов и спрятали их в лесном тайничке. Раздобыли пять пар больших лаптей и сношенных сапог, а новенькие обещали достать для себя сами.

— Зачем лапти и сапоги? — спросил Шахов.

— А как же? Следы-то останутся? А мы после диверсии до ручейка добежим и обувку скинем. Потом босые вылезаем — и бувайте здоровеньки!

И ребята начали пилить столбы, растаскивать провода, которые служили телеграфной и телефонной связью с фронтом через Костобоброво — Узруй. Первое время они работали под наблюдением Шахова. Он только приказал им не носить с собой винтовку. Ничего, послушались и вообще начали привыкать к партизанской дисциплине.

Наконец они вышли на самостоятельную работу. За одну ночь уничтожили линию связи на расстоянии в семь километров. Потом Шахов принес им из лагеря специальные ножницы, и дело пошло еще живее. Но всего этого им казалось мало. Они начали приставать, чтобы Шахов научил их «ставить бомбы» (слово «мина» не нравилось им).

Шахов стал водить Колю и Федю на тренировку. Оба были толковыми малыми, и Деньгуб довольно быстро овладел минированием на упрощенный электрический взрыватель. Неоднократно наблюдая его работу, Алексей Евдокимович решил, что, пожалуй, скоро можно выпустить парнишку на самостоятельное задание.

Но еще раньше, чем партизан принял от Коли последний и полный экзамен, ребячий командир сдал его на аттестат воинской зрелости сам.

Четвертого июня сорок третьего года мальчишки пилили столбы, увлеклись и завозились до рассвета. И вот они видят, что из Костобоброва идет грузовик с немецкими солдатами.

Дело было недалеко от тайничка, где, по указанию Шахова, прятались пилы, ножницы. Там же лежала и готовая мина, на которой предстояла очередная практика Деньгубу.

Вместо того, чтобы скомандовать по инструкции Шахова «врассыпную», Коля приказал ребятам отойти в лес и слушать, что будет». А сам уложил на дорогу мину, быстро наладил взрыватель.

От грузовика оторвались передние колеса. Шофер был убит, сидевший с ним офицер — тоже. Солдаты же, кубарем посыпавшиеся через борта машины, с криком «Русские партизаны!» побежали обратно на Костобоброво.

Тогда Деньгуб скомандовал наносить соломы (он не догадался, что можно обойтись без этого). Хлопчики подожгли грузовик и мирно разошлись по домам.

С тех пор молодые друзья Шахова начали действовать самостоятельно. С пятнадцатого по семнадцатое июня они уничтожили линию связи на расстоянии восемнадцати километров; сожгли в коммуне Узруй комбинированный мост; на их мине, поставленной ночью, днем подорвалась штабная машина.

Немцы терроризировали взрослое население, несколько человек посадили в новгород-северскую тюрьму, — взрывы продолжались.

Вокруг ближних сел и хутора Караси поставили вооруженную охрану, — взрывы продолжались.

Взяли со старост подписки за сохранность прикрепленных к ним участков, — взрывы продолжались.

Никакие меры, способные помешать подрывной работе взрослых людей, не останавливали стайку ребятишек, просачивавшихся, как вода, через пальцы немцев и полицаев. За июнь этот отряд вырос до пятнадцати бойцов и развил серьезную деятельность. Кстати, считая формирование и укомплектование своей части законченным, ребята избрали для своего отряда имя Щорса — их земляка.

Молодые щорсовцы! Если бы они знали, что у нас в лагере их называют просто. «карасями» или даже «карасиками»! Бывало придет Шахов домой, а его прямо так и спрашивают: — Ну что, Алексей Евдокимович, как там твои караси действуют? Ничего плавают, а?

— Плавают, плавают! — довольно потирая руки, отвечал Шахов и, несколько обиженный за подшучивание, добавлял: — И плавают в таких местах, где вам, опытным щукам, нипочем не проплыть!

Однако понемногу и у нас привыкли к тому, что вблизи работает новая боевая группа, начали относиться к ней серьезно. То и дело слышалось: «Ай да молодцы — щорсовцы! Всем карасям — караси!»

Не встречаясь с этими бойцами, мы стали забывать об их возрасте и росте. И надо сказать, я был изрядно поражен, когда состоялась, наконец, наша первая встреча.