Партизанская хроника

В последнее время в отряд прибыло много минских подпольщиков с семьями, и мы решили создать отдельный семейный лагерь, чтобы не ослаблять нашей маневренности. Для обеспечения лагеря продовольствием и охраной создали комендантский взвод во главе с опытным партизаном Евдокимом Павленко.

Изменение в структуре отряда требовало и перестройки партийной работы. Теперь в каждой роте была создана своя партийная организация. Во вновь избранное бюро отряда вошли: Михайловский, Мацкевич, Родин, Сермяжко и я. Секретарем бюро вновь был избран Сермяжко.

Комсомольская организация также была перестроена по тому же принципу. Комсоргом избрали радиста Яновского Александра Николаевича.

В конце августа получили радиограмму, что 6 сентября гитлеровцы собираются отмечать какую-то годовщину в истории их нацистской партии. Не исключена возможность присутствия на банкете и самого Кубе.

Летом 1943 года немецко-фашистское командование объявило Минск на осадном положении. Въезд и выезд из города разрешался только по специальным пропускам, по определенным улицам, в определенное время. В городе действовала сложная система контроля. Нужно было предупредить всех наших подпольщиков, чтобы они подготовились. Мы с Родиным вызвали Максима Воронкова, Михаила Гуриновича и братьев Сенько.

Я рассказал им о содержании радиограммы и спросил:

— Согласны пойти в Минск выполнить важное задание?

— Пойдем, — уверенно сказал Воронков.

У братьев Сенько были хорошие документы. Они помогли «обновить» надлежащим образом старые документы Гуриновича, но Воронкову не смогли изготовить подходящих бумаг.

— Пойду и так, — махнул он рукой.

— Мы его на машине привезем в Минск, — заверил Владимир.

В Кайковском лесу Гуринович и Воронков остались ждать, пока за ними приедет Иванов, а братья Сенько пошли в Минск.

После полудня Иванов приехал, но не на легковой машине, а на грузовой.

— Легковую не удалось взять, — улыбаясь, объяснил он и стал просматривать документы Гуриновича. — Твои хорошие, а вот с товарищем неважно. — Он почесал себя за ухом и, немного помолчав, сказал: — Ты, Максим, садись в кабину между нами, как-нибудь проскочим.

Так они и уселись втроем. К городу приближались быстро. Вот в сгущающихся сумерках стали видны первые дома. Впереди контрольный пункт. На шоссе перед контрольным пунктом показались четыре эсэсовца с собакой, один из них поднял руку.

Машина остановилась. Впереди был виден еще наряд фашистов.

«Эх, кажется, влопались», — с тоской подумал Воронков и сжал в кармане пистолет. Гуринович спокойно подал эсэсовцу документы. Тот повертел их и возвратил. Затем он проверил бумаги Иванова.

— А у меня нет с собой документов, — сказал Воронков.

Ему приказали вылезти из машины и идти на контрольный пункт. Он посмотрел на Гуриновича, тот моргнул: «Иди!», и Максим в сопровождении эсэсовца двинулся по шоссе. Оставшиеся трое осмотрели машину и разрешили следовать дальше.

— Дай свет, а подъезжая к Максиму, немного притормози, — шепнул Гуринович Иванову.

Тот кивнул головой и нажал педаль.

Сердито заурчав, машина резко рванулась и помчалась по шоссе. Гуринович приоткрыл дверцу кабины и вынул пистолет.

Машина поравнялась с эсэсовцем — из кабины сверкнул огонек. Фашист упал в канаву, а Максим быстро вскочил на подножку.

Иванов дал полный газ. В кузов ударились пули. Потушив фары, Иванов ловко маневрировал. Машина на полном ходу ныряла в темные переулки, и, чтобы не вывалиться из кабины, Гуринович и Воронков крепко упирались руками в потолок и хватались за выступы.

— Тебе теперь в городе нельзя появляться, — предупредил Максим Иванова.

— Ничего, номер машины сменю, и никто не узнает, — улыбнулся он, — а документы-то я ему не свои показывал. — Пожав товарищам руки, Иванов уехал.

Гуринович и Воронков укрылись на еврейском кладбище, чтобы удостовериться, нет ли за ними погони. Кругом было тихо. Они хотели уже выходить из укрытия, как вдруг услышали шаги. По улице прошли три эсэсовца, и опять все стихло.

— Пойдем, — прошептал Воронков.

— Куда?

— К Матузову.

Крадучись, друзья продвигались по темным, словно вымершим улицам. Вот и Второй Опанский переулок. В темноте подошли к большому деревянному дому. Здесь живет Матузов. Партизаны приготовили пистолеты: ведь неизвестно, кто их встретит — свои или фашистские агенты.

Гуринович постучал в окно, как было установлено. Раздвинулись занавески — выглянул сам хозяин. Он узнал своих и указал на крайнее окно во дворе. Воронков и Гуринович долго прислушивались и, убедившись, что за ними никто не следит, влезли в открытое окно.

— Ух, наконец-то, — вздохнул Воронков и закурил.

Встала Дарья Николаевна, зашторила окна, зажгла каганец. Она взглянула на Воронкова и воскликнула:

— Максим, что с вами? Почему ваше лицо в крови?

Только теперь, проведя рукой по лицу, Максим почувствовал боль.

— Маленькое столкновение с фашистами, — пояснил Гуринович.

Дарья Николаевна заботливо обмыла Воронкову лицо. Оказалось, что он расцарапал лицо при прыжке в машину.

— Пожалуй, нам лучше от вас уйти, — забеспокоился Гуринович, — может случиться обыск.