Партизанская война (СИ)

— Вот тут вы ошиблись, если мы куда-то пойдем, то только вместе, а до этого вы покажете свои документы. Вы не милиция, не егеря, вы вообще не пойми кто. Кто вы?

— Мы, наверное, твой самый большой кошмар, малыш. Мы забираем этих щенков. А это тебе документ, — один из здоровяков достал из-за пояса полосатую палку гаишника и размахнулся. Я на инстинктах увернулся и ударил в челюсть размахнувшегося! Мой удар наткнулся на такую толстую кость, что мои костяшки хрустнули и боль в сломанной руке ослепила глаза, невольная слеза покатилась по щеке. Мой удар не произвел нужного эффекта, я уже перекатывался, делая ножницы ногами для подсечки под коленки следующему, когда быстрый, ломающий всякую логику скорости движений, сильнейший пинок огромной ноги, ломая мои ребра, отбросил меня метра на три! Когда я, скрючившись, обернулся на поляну, то увидел страшное: три чудовища, обросшие шерстью, похожие на клыкастых человекообразных кабанов, тащили под мышками пацанов, чем-то обездвиженных, не пытающихся вырваться из страшных захватов чудовищ. Превозмогая боль в сломанных ребрах, я, сначала встав на четвереньки, а затем поднявшись в полный рост, пошел, наращивая скорость, вслед чудовищам, уносящим детей. Кода я почти настиг их, прозвучал хлопок и густой пар накрыл поляну, когда через мгновенье пар растворился, я потерял чудовищ из виду. Передо мной колыхалась пленка воды, как простыня. Я потряс головой, прогоняя наваждение, но, услышав чавкающие шаги, ударил кулаком по пленке. Рука прошла насквозь без малейшего сопротивления. По инерции я проскочил это странное препятствие и оказался в другом мире. Тут тоже была ночь, но все остальное было другим. Фиолетовый отсвет ночного неба, другой ландшафт, без леса. Было другое время года, очень холодно, и мерзкий запах тухлых яиц или чего-то разлагающегося.

В метрах двадцати от меня буквально седлали огромных длинноногих ящериц или динозавров, каких изображали в учебниках. Чудища, мрачные, деловитые, сели на ящеров, а бесчувственных мальчишек положили поперек седла. Я кинулся к ним и преодолел с режущей болью в ребрах десяток метров, но ящеры уже набирали скорость по хлюпающей грязи. На меня никто внимания не обращал. Сзади медленно растворялась непонятная пленка, превращаясь из водяной в пепельную, распадающуюся невесомыми лохмотьями. Я остановился и стал трясти головой, пытаясь снять это кошмарное наваждение, этот идиотский дурной сон. Ущипнул себя, ударил по щеке, но лишь еще сильнее ощутил боль сломанных ребер, поломанные костяшки руки саднили и ныли, но и они потеряли чувствительность от ужасной мысли! В голове поселился тоскливый вой безысходности — я не смог защитить ребят. Даже через много часов блужданий по гнилому болоту эта боль никуда не ушла. «Ты, похоже, Серега, крутой десантник, со своим отеческим и наставническим подвижничеством не только просрал ребят, но и, похоже, собственную жизнь. Не так много тебе осталось», — так я думал, окончательно коченея и валясь от усталости в мерзкую жижу.

Но как же я ошибался, ожидая спасительную смерть.

Беспамятство длилось недолго. В полной темноте по моему крепкому здоровому телу капали холодные капли, в памяти было все: детство, юность, армия, дети, чудовища, холод, запах.

— Этот мерзкий запах! Я в аду?! За что?! Этого не может быть! — я был здоров, пропали ссадины, переломы, я не испытывал усталость и голод. Сильный, здоровый, но голый и в аду!

Я в аду, значит, это демоны забрали детей! «Как Бог допустил смерть невинных?!»— кажется, так говорят верующие. Это мне за то, что я атеист, за то, что я не верил!? Но детей-то за что? Мысли крутились одна другой хуже, я опять замерзал. Ноги по щиколотку были в ледяной жиже, а по всему телу колотили колючие, со снегом капли! Я опять долго куда-то шел, спотыкаясь и матерясь, коченея и теряя силы, я опять умирал…

Теперь я знаю, что такое ад! Боль, холод, темнота, и это бесконечно! И даже смерть не остановит эту безрассудную муку.

Я уже третий раз воскрес в этом аду. Что-то изменилось. Снегодождь перестал молотить по голой спине, а на горизонте забрезжил фиолетовый рассвет, от прежней местной мерзости остались только запах, мерзкая жижа и кочки. Холод уже не так сильно донимал меня, а ноги привыкли к сырости. Какие-то странные изменения произошли во мне после смерти.

По мере того как восход фиолетового светила освещал местность, я стал различать небольшие холмы на горизонте и какие-то особенности ландшафта. Что-то вроде тропы проглядывалось в жиже и кочках.

17

Целый материк был уничтожен. Монстра остановила соленая вода. Он, перекатываясь, перетекая, стирал с лица материка все живое. Он остановился на берегу бескрайнего моря и долгим, если можно так сказать, взглядом уставился вдаль. Огромная живая гора застыла в позе мыслителя, подперев под жидкую голову такую же жидкую руку. Сюрреализм этой картины воплощал безумие. Огромная стая мух тучей кружила над монстром, закрывая его, как смерч кружила вокруг.