Партизанские ночи

В тот день меня не было в бункере. Я встречался с «Робертом». В тот день я увиделся еще и с «Офиком», который через «Стасю» тоже назначил мне встречу. Он сразу обратил мое внимание, что наша связь не совсем в порядке. Он пытался связаться со мной, поскольку сегодня обещали доставить самолетом оружие. Я попросил его перенести срок и рассказал ему в общих чертах о последних событиях. Он выразил мне сочувствие, но тут же заметил, что было бы полезней на время прекратить нападения на немцев.

— Пусть они думают, — сказал он, — что им полностью удалось очистить район от партизан. А мы за это время наберем людей и восполним потери.

На место павших должны стать живые. У «Офика» на примете есть пять аловцев из Силезии, которые вынуждены были покинуть те места, поскольку гестапо уже напало на их след. Мы договорились, где и когда примем этих людей, и расстались. «Офик» пообещал вскоре снова встретиться со мной. Контакт — как и в этот раз — через «Стасю», на иную форму связи я не соглашался.

Я отправился в обратный путь. Неподалеку от бункера сделал обязательный прыжок в заросли и пару минут переждал в укрытии, желая убедиться, что никто не идет по моему следу. Теперь мы все с особенным тщанием соблюдали твердо установленные правила партизанской жизни. Особую осторожность мы проявляли при подходе к бункерам. Когда возвращалось несколько человек, один незаметно отрывался от остальных и следил, не идет ли кто за ними.

Убедившись, что за мной никто не идет, я подошел к бункеру. С удивлением увидел, что нет наружного часового. В душе у меня просто все перевернулось от злости, а еще через мгновение мной овладели самые тяжелые предчувствия. С полчаса я внимательно осматривал местность. Нигде я так и не увидел следов борьбы. Я подполз к лазу. Бункер был пуст.

Все выяснилось на следующий день из разговора с ребятами. «Вицек» отправился на явочный пункт подле моста над Пжемшей, где его должен был дожидаться товарищ Хмелевский — «Малы». Стоял ясный, погожий день, на дорогах было нормальное движение. Неподалеку от места встречи проходило железнодорожное полотно, по которому часто проходили поезда, преимущественно товарные составы.

Вскоре пришел «Малы». Они постояли с минуту, как вдруг к железнодорожному полотну подъехали грузовики, из которых высыпало больше сотни вооруженных солдат и жандармов. Они тотчас же рассыпались цепью и широкой дугой зашагали в сторону леса. Облава.

Немцы старались замкнуть район, в котором находился наш бункер. «Вицек» и «Малы» в тревоге смотрели в спины немцев, все ближе подходивших к лесу. Что делать? Успеют ли товарищи во время заметить облаву и отступить? Еще не поздно. Когда гитлеровцы замкнут кольцо, тогда останется только бой. В бункере, правда, был ручной пулемет, автомат и несколько пистолетов, по этого было так мало по сравнению с вооружением немцев.

Любой ценой необходимо помочь товарищам. «Вицек» с «Малы» тут же переправились на другой берег Пжемши и помчались что было сил по так называемой «силезской стороне» реки. Когда они обогнали цепь, продвигавшуюся по противоположному берегу, то открыли по ней огонь из пистолетов. Расстояние было большое, и огонь был безрезультатным, но цель была достигнута. Издалека доносились какие-то приказания, выкрики, несколько немцев приостановилось и поливало «Вицека» и «Малы» градом пуль. Звук выстрелов разносился далеко в тишине погожего утра.

Поздней ночью на явочном пункте они встретили всех партизан целыми и невредимыми. Услышав стрельбу, те, успев даже замаскировать лаз в бункер, отошли в Хжановские леса.

Мы радовались, что немцам так и не удалось открыть наше пристанище. Однако на всякий случай мы еще два дня вели наблюдение за околицей, прежде чем вернуться в бункер. Он был нам крайне необходим, так как скоро должны были прибыть рекомендованные «Офиком» аловцы.

Они прибыли на место в назначенное время. Мы проводили их в лес и, усевшись среди кустов вереска, внимательно присматривались к кандидатам в партизаны, то есть к своим будущим друзьям и товарищам.

Завязался разговор, а вернее допрос. Оказалось, что всю пятерку разыскивают немцы за подрывную деятельность на производстве и за уклонение от службы в вермахте. Особенно многословным был самым старший из них лет 40—45. Сухое лицо с резкими чертами, костистая фигура, гортанное «р» — все это по вызывало у меня симпатии. Чувствовалось, что остальная четверка относится к нему с уважением, как будто он — их начальник. На многие вопросы он отвечал вместо них и сам задавал вопросы. Расспрашивал о количестве людей в отряде, его вооружении, месте пребывания. Он спрашивал, охраняется ли место нашей встречи или мы пришли сюда только вдвоем. Мне не нравилось его любопытство. Я не спешил с ответами или отвечал не совсем правдиво. Недоверие усилилось еще больше, когда я заметил, что у этого якобы шахтера слишком уж нежные руки и большой перстень на пальце.