Партизаны

И тогда Шимек рассказал… Русский пришел по первому снегу. Худой, обросший, оборванный, в горячке. Оказалось, что с транспорта военнопленных бежала группа советских бойцов. Выпрыгивали из вагонов под огнем автоматов. Мало кто уцелел. Сейчас они живут в лесу. Сельчане приносят им пищу, но делают это в большой тайне, потому что боятся. Староста получил из гмины предупреждение: кто станет помогать беглецам, будет расстрелян. За выдачу беглеца — награда.

— А вы все-таки помогаете.

— Да, — ответил Шимек. — Совесть не позволяет поступить по-другому.

— А что дальше?

— С кем?

— Ну хотя бы с ними.

— Откуда я знаю?! — рассердился Шимек.

— А я вот тут кое-что надумал, — начал осторожно Коваль, — и для них, и для ваших парней.

— То же, что и твой Метек? — зло спросил Шимек.

— О чем ты говоришь? — удивился Матеуш.

— Не знаешь?

— Нет.

— Записался в войско лондонского правительства и пришел к моим ребятам за винтовкой. Я велел дать. А то черт его знает… У нас в деревне есть несколько человек из «Союза вооруженной борьбы», и я предпочитаю не ссориться с ними. А ты зачем пришел?

— Во всяком случае, не за оружием. Партия… — произнес он и стал ждать, как будет реагировать на это Шимек. В Домбровке ведь были когда-то люди, симпатизирующие компартии.

— Какая? — спросил наконец Шимек.

— Польская рабочая партия.

— Мы крестьяне, — буркнул Шимек, — земледельцы.

— Еще не знаешь, а уже ершишься.

— Мужиков всегда пороли.

— А разве рабочих жалели?

Что-то, не ясное еще самому Шимеку, заставило его слушать гостя.

— Думаете войну за печкой просидеть? — Матеуш не мог удержаться, чтобы не съязвить. — Пусть другие своей головой рискуют, да?

— Чего ты от нас хочешь?

— От вас? Это от кого?

— Ну, от мужиков.

И тогда Матеуш достал листовки.

— Почитай, — сказал он, — потом поговорим.

— Почитать можно, — согласился Шимек. — Поговорить тоже…

— А теперь дай мне какую-нибудь работу.

— Работу? — Шимек почесал голову. — У меня нет никакой работы. Походи, поспрошай сам. На дворе весна. Мастеровому человеку сейчас работы хватит с избытком.

Остаток дня Матеуш провел среди крестьян. Оказалось, что его рабочие руки здесь очень нужны. А за работу ему обещали заплатить продовольствием. У Шимека он ничего не хотел брать. Хозяйство небольшое, а ртов много.

Вечером к Шимеку пришли двое. По тому, как он обращался к ним, чувствовалось: это важные люди. Особенно этот высокий, плечистый.

— Так вы от партии? — бесцеремонно спросил Коваля высокий.

— А с кем имею честь?

— Скажи, — вмешался Шимек, — ему можно.

— Хорошо. Есть тут у нас своя группа. Участники довоенного крестьянского движения и, вообще, мужики. Почитали мы листовки, которые вы дали Шимеку.

— Ну и как?

— Программа подходящая. Только что дальше?

— После войны?

— Именно. Колхозы, коммуна?

— Мы считаем, что демократия.

— Красивое слово. С прежней коммунистической партией мы не очень были согласны. Мы хотим без помещиков, но и не в колхозы. Мы — крестьяне…

— Вы не очень похожи на крестьянина.

— Я по профессии учитель, но сам сын крестьянина.

— В первую очередь нужно бороться с Гитлером.

— Одним?

— Зачем? И мы, и вы, и другие… Разве мало хороших поляков, пан учитель? Только их нужно собрать.

— Какой я пан… Но бороться мы хотим.

— Мы тоже. Поэтому ищем всех желающих.

— Крестьяне хотят знать, за что они будут бороться, — продолжал учитель. — Нас уже раз обвели вокруг пальца. Обещали аграрную реформу, а что вышло? Крестьянин хочет иметь голос в государственных делах, ведь он основа нашей страны.

— Одно знаю, — решительно сказал Матеуш, — не надо оглядываться на разных союзников. Только один из них может нам помочь, а мы ему.

Разговор протекал то спокойно, то обострялся. Трудно было отвечать учителю: мужик он образованный, может так завернуть, что и не найдешь ответа. Коваль знает, что нужно вместе идти против фашистов, что они должны опереться на надежного союзника, на Советы, но говорить об этом трудно. Сидит эта правда в сердце, а высказать ее словами нелегко. Иное дело — в городе, с рабочими. Понимают тебя сразу, так как у них та же работа, те же заботы, что и у тебя. А учитель все сводит к политике, развивает крестьянский вопрос. И знает лучше, чем Коваль, что компартия когда-то говорила о крестьянстве. Но его товарищ и Шимек поддержали Коваля. Сошлись в конце концов на том, что в политическом отношении они будут самостоятельны, а бороться против оккупантов станут вместе. А где и когда эту борьбу начнут, согласуют позднее.

Когда гости ушли, Матеуш спросил у Шимека:

— Что у вас, собственно, произошло?

— А что?

— Не прикидывайся. Тянулись ведь к партии, а теперь что? Этот учитель умный человек, но весьма странно рассуждает об этом крестьянском государстве.

— Старый крестьянский деятель…

— Я ничего не имею против него.

— Тогда о чем речь?

— О наших людях.

— Не горячись, Матеуш. Мы поддерживаем контакты с учителем, так как не можем сидеть без дела. В группе у него несколько парней, есть оружие. А это уже кое-что.

— Конечно, стоит иметь таких союзников.

— Пока учитель не допускает контактов с лондонской организацией. Не очень стремится и к верхушке крестьянской партии.