Партизаны

Разведчики остановились на краю поля, откуда начинались поросшие кустарником холмы, а дальше лес. Юзеф распределил людей по местам, сам расположился в центре. Октябрьская ночь тянулась медленно. Снова начался дождь. Из Ленков не доносилось ни звука. Значит, не было ни тревоги, ни погони. Спустя два часа они отправились вслед за отрядом. На отдых остановились в бывшем государственном заказнике. Поспали, затем основательно подкрепились.

Вечером Роман дал сигнал к выступлению. Но цели марша объяснять не стал. Утром встретили двух человек, которые после обмена паролями присоединились к отряду. Во время дневного отдыха в лесу командир разрешил разжечь небольшой костер и приготовить пищу. А перед наступлением темноты объявил:

— Сегодня совершим нападение на железнодорожный поезд. — Он улыбнулся, глядя на восторженные лица слушавших его командиров отделений.

Поезд… Каждый слышал и знал о транспортах, один за другим следовавших на фронт. Платформы прогибались под тяжестью танков и орудий, локомотивы с трудом тащили вагоны, забитые до отказа военным снаряжением.

— Мы должны перейти к наступательным действиям, — добавил Роман. — В Сталинграде, друзья, решается судьба войны. А эшелоны питают фронт, и здесь мы можем помочь Красной Армии.

Все знали, что каждое сообщение по радио начиналось со Сталинграда: он держится, битва продолжается. После летнего отступления на востоке, после стольких неудач на фронтах и собственных поражений у партизан была наконец надежда.

Расстояние до железной дороги было изрядным. Шли осторожно, от предстоявшего им в груди перехватывало дыхание. Цель знали уже все, ибо Роман приказал разъяснить партизанам задание. Командир считал, что каждый солдат должен понимать и знать свой маневр. Юзеф уже давно хотел спросить у Романа, где тот освоил науку воевать. Ведь это же не приходит само по себе. Только война учит, как воспитывать людей, как готовить оружие, знать, сыты ли солдаты, не стерли ли они ноги, чувствуют ли они боевой подъем или испытывают страх.

На участке, где они собирались проводить операцию, линия железной дороги делала крутую кривую. Густой кустарник давал возможность скрытно подойти к железнодорожному полотну. Роман оставил отряд в лесу, а сам с командирами отделения отправился на рекогносцировку. Открывшийся вид зачаровал их: насыпь, гудевшие провода, рельсы… Пусто.

— Здесь, — сказал Роман.

В охранение были выделены отделения Тараса и Весека. Они разошлись в противоположные стороны, припали к земле, слились с ней… Люди Юзефа помогали отвинчивать гайки двум неизвестным, встреченным в лесу. Работа шла медленно, так как покрытая ржавчиной резьба поддавалась с трудом. От напряжения и спешки дрожали руки. В этот момент на насыпь взобрался Роман, остановился рядом с работавшими.

— Замена пришла, ребята, — сказал он, улыбаясь. — Спокойнее, успеете…

То ли уже сдвинулись гайки, то ли вид и слова командира успокоили людей, но работа пошла быстрее. А они даже не заметили, что Роман каждую минуту посматривал на часы.

— Готово, — сказал один из незнакомцев, — остальное мы…

Юзеф приказал своим людям уйти с насыпи и укрыться в кустах. А те двое легко сдвинули с места рельс, посмотрели на командира.

— В укрытие!

Теперь оставалось только ждать. После полуночи рельсы слегка задрожали. Шел поезд. Юзеф встал, прошел вдоль отделения.

— Стрелять только по команде, — приказал он.

Затем жуткий лязг вагонных буферов, треск ломавшихся досок, скрежет железа и крики. Несколько передних вагонов вздыбились и полезли друг на друга. Крики усилились, замигали ручные фонарики. Роман немного приподнялся.

— Огонь! — бросил он Ковалю.

Юзеф отвел затвор автомата. Ударила первая очередь. Ей вторили выстрелы карабинов. Роман подтянул отделение Тараса и приказал атаковать немцев. Однако фашисты уже успели прийти в себя и ответили сильным огнем. Тарасу пришлось отойти, унося раненого. Роман подполз к Юзефу и некоторое время наблюдал за боем.

— Надо уходить, у нас слишком мало оружия, — сказал Юзеф.

— Согласен. Дай сигнал.

Юзеф пронзительно свистнул. Огонь партизан начал ослабевать. Затем Коваль приказал своим людям отходить в лес по очереди. Сам ушел последним, когда убедился, что Романа рядом уже не было.

8

Долгими зимними вечерами наступившего сорок третьего года, если не было неотложных дел, Матеуш Коваль обычно сидел возле печи и размышлял. Он скрывался в Кобелине в доме Карольчака, выдавая себя за родственника хозяев, выселенного из Мазовше. Сам не слишком разговорчивый, хозяин не очень докучал гостю. Дочерей своих он уже давно повыдавал замуж, сын где-то воевал. О нем только и было известно, что в тридцать девятом перебрался в Румынию. Временами, когда приходили вести о борьбе поляков — участников Сопротивления на Западе, Карольчак с гордостью говорил Ковалю:

— Мой тоже… Парень всегда был проворным…

— Куда только не забросила судьба наших, — вздыхал Коваль и замолкал, думая о своих: младший пропал, как в воду канул, о Юзеке говорить не позволяли условия конспирации, а Антек…