Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

Партизаны нашего отряда в довольно спокойной обстановке отпраздновали 1 Мая 1944 года. Весь отряд был в сборе, за исключением начальника штаба отряда Евсеенко и нашего разведчика Савика Левы, которые ушли в разведку в район Толочина и ближайших соседних немецких гарнизонов. Нас с Николаем Агапоненко очень беспокоило их длительное отсутствие, так как прошли уже все сроки их возвращения, а их все нет и нет. Вместе с первым отрядом, которым командовал Цымбал Андрей, мы в то время находились в деревне Колодница, которая стояла почти на самом берегу озера Селява.

3 мая рано утром, проснувшись, я вышел из душной хаты во двор нашего дома, чтобы подышать свежим воздухом и умыться. Вдруг я услышал всенарастающий гул летящих со стороны Борисова самолетов. Вбежав в хату, я крикнул:

— Командир! Шура! Скорее выходите на улицу, летят немецкие самолеты!

А сам, схватив автомат, устремился на улицу. Тут же следом за мной выбежали и командир отряда с Шурой. Мы побежали на задворки дома, где у нас была выкопана щель. Самолеты противника прошли над деревней, а потом, развернувшись, снова пошли на нее. Мы увидели, как от самолетов отделились бомбы и посыпались с противным свистом. Недалеко от нашего дома взорвалась одна из этих бомб, которая вырвала из стены несколько бревен, но ни мы, ни наши хозяева не пострадали. В нескольких местах возникли пожары. Отбомбившись, самолеты улетели, а мы начали тушить пожары и спасать имущество местных жителей. Зная повадки немцев, мы ждали, что за этим налетом последуют еще. Поэтому приказали партизанам отряда выехать из деревни в лес, который находился примерно в полукилометре на юго-восток от нее. Глубоко в лес мы не поехали, а, остановившись на опушке и замаскировав свои повозки с конями под деревьями, стали вести наблюдение.

Примерно часа через два снова со стороны Борисова в небе появились самолеты, начали бомбить деревню, и возникли пожары.

Немецкие летчики, удовлетворенные своей «черной работой», больше в этот день не появлялись над нашей деревней. Но зато в соседних деревнях, где стояли другие наши отряды и штаб бригады, немцы бомбили несколько раз. Там возникли сильные пожары, которые мы хорошо видели из леса. Эти деревни превратились в груды развалин и сгоревшие пепелища.

Подождав в лесу еще часа два, я спросил Николая:

— Ну, командир, что будем делать? Наша хата разрушена, в деревне много разрушенных домов, часть из которых сгорела. Немцы могут завтра снова прилететь, поэтому в деревню соваться опасно. У меня есть предложение: на озере Селява я знаю небольшой полуостров, заросший лесом. Может быть, нам отойти туда и расположиться там?

— Я тоже знаю этот полуостров, — ответил Агапоненко. — А что, пожалуй, можно туда перебазироваться. Главное, на восточной стороне полуострова есть неглубокий брод, а на западной — узкий перешеек. Для обороны и отхода на запад или восток очень удобное место.

И мы решили перебазироваться туда, а там будет видно. Проверив через командиров взводов личный состав отряда и не обнаружив потерь среди партизан, мы приказали всем двигаться в сторону полуострова. У нас был небольшой обоз из нескольких повозок с продовольствием и боеприпасами. На одной из повозок восседал Франц, который по-русски погонял свою лошадь:

— Но, но! Пошель! Пошель!

Рядом с ним сидел французский солдат Жак. Увидев сидящего на повозке Франца, я спросил его:

— Ну, как у тебя там француз?

— Пока гут, товарищ комиссар! — ответил он.

Следующая повозка шла с нашим штабным хозяйством: пишущими машинками, велосипедом, чемоданами с документами и бумагой для машинки и другим имуществом. Рядом с этой повозкой шел командир отряда со своей женой Шурой.

Мы всегда жили вместе втроем в штабных хатах. Я знал, что Николай очень Сильно любит свою жену Шуру, но, наблюдая за поведением Шуры, я стал замечать, что в последнее время она стала очень капризной и раздражительной. Но самое главное, что меня очень удивляло, она стала очень часто прикладываться к рюмке с самогонкой. Это Николая тоже беспокоило, он сильно переживал, но повлиять на нее не мог. Мало того, она стала себя вести, как капризная барыня. В тех домах, где мы останавливались и где у нас был штаб отряда, она никогда не помогала хозяйке дома в приготовлении нам пищи, в уборке комнаты и других работах по хозяйству, а только лежала и читала книги. Мне со своей стороны было неудобно говорить об этом Николаю, так как я видел, что он и сам это хорошо знает.