Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

В нашем отряде было несколько девушек и женщин. Одни из них несли сторожевую службу, стояли на постах, как обычные рядовые партизаны, другие ухаживали за ранеными или помогали готовить пищу для всего отряда. На их плечах также лежала разная хозяйственная работа. Но когда была боевая тревога, то все девушки брались за оружие и вместе с нами воевали, как рядовые партизаны. А Шура была на особом положении, тем самым оттолкнув от себя всех девушек отряда. Возможно, эта своеобразная изоляция и оказывала на нее влияние, она это чувствовала, но уже перебороть себя не могла. Девушки между собой называли ее «командирша». А она не могла попросить своего командира, чтобы тот ее послал на пост или на кухню.

Перед бродом на полуостров наши партизаны остановились и никак не решались идти вброд, это и было понятно, вода в озере была еще холодная, так как было только начало мая.

— Ну чего, ребята, остановились? — крикнул им командир отряда. — Боитесь ножки замочить? А ну-ка за мной, марш!

И командир смело пошел в воду. Партизаны, услышав команду, устремились вслед за ним. Брод был довольно глубоким, в некоторых местах даже выше колен. В сапогах и ботинках было полно воды, и партизаны на другом берегу стали выливать ее.

Я в это время следил за нашим обозом. Повозка, на которой сидел Франц и Жан, попала колесами в глубокую яму, и лошадь никак не могла вытянуть ее с двумя седоками и нагруженной на нее кладью. Увидев это, командир отряда крикнул Францу:

— Франц, чего ты смотришь? Спихни этого долговязого француза! Ишь, какой барин, боится ноги замочить. Да и сам слезь с повозки!

— Пошель! — закричал на француза Франц, спихивая того с повозки.

Благополучно форсировав брод, мы углубились в лес на этом полуострове. Он был небольшой, около километра в диаметре. В центре него была высотка, заросшая сосновым лесом, а берега покрыты густым кустарником. На высотке под густыми соснами мы разбили свой лагерь. На западной стороне полуострова был небольшой перешеек, шириной 20–30 метров, и поляна, заросшая густой травой. Там мы стали пасти своих коней и коров, которые были в хозвзводе. У брода с восточной стороны и на перешейке с западной мы выставили посты охраны. Для того чтобы штаб бригады знал, где мы находимся, мы туда послали своего связного.

Пока Шура разбирала повозку с нашим имуществом, мы с командиром решили обойти полуостров и оценить окружающую нас местность. Подойдя к перешейку, мы увидели искусственно насыпанный холм, на котором росли старые яблони и были остатки какого-то фундамента. По всей видимости, здесь когда-то стоял дом, а может быть, была усадьба какого-нибудь барина. Вид с холма был очень красивым. Я, восхищаясь этой красотой, сказал:

— Эх, если останусь живым после войны, то приеду еще раз сюда. Хорошо бы здесь построить дачу и отдыхать летом на лоне этой изумительной природы. Такая красотища! Как ты считаешь, командир?

— Действительно, красиво, только доживем ли мы до конца войны? — как-то грустно ответил мне Николай Агапоненко.

Погода стояла теплая, дождей не было, и мы не стали делать шалашей, а просто устроились на своих плащ-палатках и разных одеялах на ночлег прямо под сосной. Мы уже давно не спали под открытым небом, так как в последние месяцы все время жили в деревнях нашей зоны. Но я спал очень плохо и тревожно. Меня волновало, может быть, то, что так долго не возвращаются из разведки наши товарищи, а может быть, что-то другое.

На другой день утром пришел наш связной из штаба бригады и передал приказ от начальника штаба Руколя, чтобы командир отряда срочно прибыл туда на совещание. Со слов связного мы поняли, что штаб бригады переехал в одну из деревень на западную сторону озера Селява, так как деревня, где они находились, была полностью уничтожена накануне немецкой авиацией.

Оседлав свою рыжую кобылицу, командир, уезжая, приказал:

— Ну, комиссар, оставайся здесь за меня и, если что случится, принимай самостоятельное решение, а я поехал.

Прошло некоторое время после его отъезда, и я заметил, что Шура Пляц скучает, сидя на повозке, где еще лежало наше имущество. Я понял, в чем дело, и, подойдя к ней, сказал:

— Слушай, Шура, ты бы сходила к девочкам и помогла им варить обед, а то ведь надо будет кормить всех партизан отряда. Теперь мы уже не в деревне. Здесь хозяек нет и готовить обед для нас некому.

— Да я и сама, товарищ комиссар, уже думала об этом. Но мне как-то неудобно, мои подруги отвернулись от меня, и я осталась одна.

— Ты не беспокойся, все наладится. Иди к ним, и все будет хорошо.

Шура, посмотрев в мою сторону грустными глазами, встала и решительным шагом пошла в сторону наших девушек, где уже горел костер и что-то варилось в большом бидоне из-под молока. Проводив ее взглядом, я подумал, что трудно ей будет преодолеть свою гордость, но сделать это нужно.

Я уже хотел пройти по нашему лагерю и проверить, все ли в порядке, как в это время быстрым шагом подошел ко мне Франц и возбужденно стал докладывать: