Партизаны полной Луны (СИ)

И тут в щель между волей и сном пробралась эмоция. Он заплакал. Кто-то вывернул наизнанку время, встряхнул его — и Эней снова был мальчиком, который вернулся домой с межквартального футбольного матча и увидел, что сейчас не станет у него ни папы, ни мамы. Две стройные женщины в узких платьях прошли по улице к их двери — и перед ними полз туман, а Андрей в приступе дикого ужаса скорчился в кустах, и ничего, ничего, НИЧЕГО не смог сделать! Там его и нашли соседи, которые тоже ничего не смогли сделать и вызвали милицию, скорую и социальный контроль — осиротевшего мальчика нельзя было оставлять на семнадцатилетнюю сестру-студентку в состоянии шока… И Андрей понял, что если он сейчас не унесет ноги из этого дома, то навсегда останется таким же, беспомощным. Он поднялся в свою комнату, собрал манатки — якобы в санаторий, — вычистил всю мелкую наличность из обувной коробки в кабинете, где ее держал отец, схватил флешку с любимыми книгами и выгреб все, что нашел в столе — он знал, что информацию нельзя оставлять социальщикам. Включил домовой комп и отформатировал блок памяти. А потом вышел на улицу, перебросив сумку через плечо. Он не знал, куда ехать: отцовские друзья и знакомые не имели адресов, они появлялись из ниоткуда и исчезали никуда. Но в мире было место, где люди ещё сопротивлялись варкам, и, хотя у Андрея не имелось программы более четкой, чем "всё время на запад", он знал, что добёрется туда любой ценой. Он улыбался, видя нацарапанный на стене трилистник, он сжимал кулаки и представлял себе, как с кличем "Erin go bragh!" будет рубить варкам головы или поливать их серебряными пулями из "Грэхема". И только на автостанции, где он купил билет до Львова, внутри все перевернулось: папа с мамой умерли! Он сидел в кресле зала ожидания, обхватив сумку руками, плакал и не мог остановиться. Там его и нашел Ростбиф.

А теперь Ростбиф мёртв, в штабе где-то на самом верху сидит крыса, и не одна, и если подполье — действительно лишь инструмент варков для подковёрной борьбы и регуляции численности молодняка, тогда… тогда ему, Энею, остаётся только повеситься. Потому что он опять ничего, ничего, НИЧЕГО не смог сделать!

Он рыдал, как и тогда, дрожа всем телом. Мог бы сдержаться — но позволил себе. Лучше слить всю слабость сейчас, в темноте, в тишине и одиночестве…

— Господи, как же вы меня напугали, — врач включил настенную лампу и, пододвинув табурет к кровати, сел. — Я решил было спросонья, что вы задыхаетесь.

— Извините, — выдохнул Андрей. — Это просто… откат после наркотика…

— Это просто сердце, — спокойно возразил врач. — Человеческое сердце, которое не может вынести бесконечное количество боли. Я сейчас принесу вам хорошего успокоительного.

— Спасибо, я не хочу.

— А я вам его прописываю как врач, — он вышел в кабинет, позвенел там скляночками и вернулся со стаканом воды и синей пилюлькой. — Андрей, я не спрашиваю, что именно послужило причиной срыва — если вы захотите, я выслушаю всё, что вы сочтёте нужным рассказать, но лезть с расспросами не буду… Однако мне как врачу очевидно, что кто-то должен время от времени латать вам и нервы.

— "Вы потеряли друзей? Вы кого-то убили? Хотите поговорить об этом?"

— Да, звучит нелепо. Психотерапия для боевиков… Но вот я осматривал вас сегодня… Вы совсем молоды — двадцать, не больше. И уже столько шрамов. И внутри, должно быть, не меньше, чем снаружи. Вы приучили себя переносить боль — иначе при вашей работе нельзя. Но совершенно не обязательно добавлять сверху. Когда вас ранили, а ситуация требовала мобилизовать тело и действовать — вы ведь принимали обезболивающее и действовали, так? Антон рассказал, сколько хладнокровия, мужества и находчивости вы проявили — и подумайте, что было бы, попытайся вы пойти на поводу у своей гордыни и полагаться только на внутренние ресурсы. Ну так сейчас мы имеем тот же случай: вам нужно мобилизовать разум и психику, а это значит для начала — дать им покой. Эта депрессия — такой же ваш враг, как и та инфекция, которую мы тут давим. Дайте ей химией по зубам, а потом уж будем спокойно восстанавливаться.

Эней подчинился. Этой мягкой логике сопротивляться было трудно — да и незачем. Мужик был прав. Кругом прав.

— Меня зовут Роман Викторович, — сказал мужик, принимая обратно стакан. — Можно просто Роман. Вас, я знаю, Андрей. Антон спит в соседней комнате. Он мой племянник, вы его дальний родственник, везли его ко мне, сами ехали в Польшу, по дороге отравились тухлой сосиской. Хотя и трёх дней не пройдет, как все уже будут знать, что к чему. Это деревня. Хотите есть?

Эней прислушался к своим ощущениям — и кивнул. Ещё один несомненный признак выздоровления. Доктор принес тарелку совершенно разваренного и чуть подогретого рагу из овощей с говядиной и чашку компота — вроде того самого, которым пытался напоить его Антон. Ассорти из всякой всячины на основе вишни, очень вкусное.

— Спасибо, — сказал Андрей, управившись с половиной порции и осушив чашку. — Можно ещё компота?