Партизаны Столетней войны

Конечно же хозяева замка, который мы спасли своей доблестью, закатили пир в нашу честь. И еще они праздновали снятие этой долгой осады. Это было так предсказуемо. Пир проходил с размахом. На столе было довольно много продуктов и выпивки. Кстати, дичь там тоже присутствовала. За несколько часов до пира из замка в ближайшие леса оперативно вышли охотничьи отряды, которые и смогли добыть несколько оленей и кабанов. И еще фазанов настреляли. В общем, хозяевам замка Лаваль краснеть не пришлось. Поляну они накрыли шикарную. Как будто и не было здесь никакой многомесячной осады и войны. И повара у графини де Лаваль тоже оказались на высоте. Все блюда на пиршественных столах были приготовлены по первому разряду. Пальчики оближешь. М-м-м! Люблю я эту средневековую французскую кухню. И хочу заметить, что никаких улиток или лягушек французы образца пятнадцатого века не едят. Во всяком случае, я тут такого ни разу не наблюдал. Не докатились они еще до такой мерзости.

Что я могу сказать про этот пир? Ну, кто хоть раз бывал на массовых попойках, тот меня поймет. Все они проходят по одному сценарию. Люди пьют и закусывают. Произносят тосты. Могут и подраться, приняв на грудь и дойдя до кондиции. Но это уже частности. И различие таких мероприятий только в месте, времени и наполнении столов. В нашу честь, конечно же, звучали многочисленные тосты, прославляющие нашу храбрость. За нас и нашу блестящую победу пили неоднократно. Но я все же старался себя ограничивать в выпивке, помня об обещании, которое дал Мишке и самому себе. Не буду я больше напиваться до розовых динозавров. Не мое это. Я всегда презирал алкашей. И вот недавно сам чуть не сорвался в эту пропасть, пахнущую перегаром. Моя любимая женщина умерла. Это факт. И с этим я ничего не могу поделать. А значит, и гробить себя из-за этого нельзя. Надо продолжать жить дальше. Сжать зубы и жить, наперекор долбаной судьбе. И знаете что? Меня отпустило. Только сейчас, сидя за этим столом, я понял, что уже не ищу смерти. С моего мозга как будто пелена спала. Конечно, Ирен де Понша-то навсегда останется в моей памяти. И боль от ее утраты осталась. Она никуда не исчезла. Но стала не такой острой и душераздирающей. Душа все еще болит. Саднит, как заживающая рана. Я отчетливо понял, что этот кризис в моей жизни закончился. Все плохое уже случилось, и надо двигаться дальше. И я буду это делать. Уже делаю.

Вон даже стал засматриваться на Анну де Лаваль. Графиня сидит рядом со мной. Мы же сейчас ее гости. И нам с Мишкой и д’Аркуром на этом пиру достались самые почетные места рядом с хозяйкой этого замка. Вот сидим и общаемся с этой очаровательной женщиной. Кстати, в честь пира она сменила свой охотничий костюмчик на шикарное платье. С виду очень дорогое и стильное.

И в нем она выглядит потрясающе. М-да! Правду кричат бабы, что все мужики сволочи. Не успел я еще оплакать свою покойную супругу, которую я любил, а уже заглядываюсь на красивую женщину рядом со мной. Но это выше моих сил, не смотреть на такое чудо. И при этом мне вдруг вспомнилась сценка из фильма «О чем говорят мужчины». Помните, там где Жанна Фриске влюбляется в какого-то чмошника, а тот ей отказывает в близости. А затем весь такой гордый рассказывает об этом своей жене. А жена в ответ обзывает его чудаком на букву «М». Вот почему-то вспомнилось. Но я все же держу себя в руках. И стараюсь не показывать своего явного интереса к очаровательной графине. И это ее еще больше раззадоривает. С нами она очень мила и обходительна. Ее обаяния хватает на всех. На Мишку, на меня и на Жана д’Аркура, который уже распушил перед ней хвост и начинает ей что-то такое втирать особо куртуазное. Я же так вот красиво говорить женщинам комплименты не умею. Поэтому предпочитаю отмалчиваться и отделываться общими фразами. Но Анна де Лаваль не отстает. И мне почему-то кажется, что она уделяет мне гораздо больше внимания, чем всем остальным своим гостям. Так! Хватит столько пить. Уже какие-то нездоровые мысли в голову лезут.

«Соберись, тряпка! Нельзя этого делать! Она не для тебя!» – мысленно привожу себя в чувство, вспомнив, что сейчас говорю с матерью своего оруженосца.