Партизаны в Бихаче

— Что, гранатометчиков собирать? — догадался Микан.

— Именно гранатометчиков. Они это лучше других сделают.

Командир пригласил Микана к столу, на котором лежал вычерченный от руки план города.

— Вот, смотри! Одна группа гранатометчиков должна пробиться к медресе, чтобы уничтожить там пулеметное гнездо. Там их по меньшей мере штуки три, а то и больше. Значит, во-первых, медресе.

— А это что ж такое, медресе? — разинул рот Микан.

— Медресе это медресе — школа, где на муллу учатся.

— Вот ведь чертовщина какая, — таращится Микан, — а где она, эта… как ты сказал-то, мандера?

— Медресе, медресе, запомни! Вот тут, в самом начале аллеи, есть дом с красными и желтыми полосами.

— Ага, полосатый, знаю. Так бы сразу и сказал, полосатый дом, и все.

— Ладно, пусть будет полосатый. Вторую группу направь к музею, там за ним артиллерийская батарея стоит.

— Как ты сказал?.. Му… муз…

— Музей. Знаешь, что такое музей?

— Небось что-нибудь божественное, на архиерея похоже! — подумав, произносит Микан.

— Музей — это дом, в котором хранятся разные старинные вещи.

— А, вот оно что! Лавка старьевщика, так и говори. Я в Земуне много таких лавок обошел, искал себе костюм, там иногда можно подержанную вещь найти, которая лучше новой. Бывает, и краденое продают.

Командир его терпеливо выслушал, а потом хмыкнул:

— Микан, если бы ты не был командиром и членом партии, я бы сказал, что ты просто олух царя небесного. Для него музей — лавка старьевщика, где к тому же еще и краденые вещи продают! Слыхали вы такое?

Придерживая беспокойно ерзающего на стуле Микана за плечо, командир принялся ему обстоятельно объяснять, что такое музей. Когда он замолчал, Микан презрительно оттопырил губу и заметил:

— Барахолка, одним словом.

Командир только вздохнул и продолжал:

— Там, за музеем, во дворе антикварного магазина, стоит их батарея, а в арках сложены снаряды. Туда надо во что бы то ни стало пробиться.

— Что это еще за антикварный магазин, ты что, смеешься, что ли, надо мной? — спрашивает Микан.

— О господи! — устало вздыхает командир. — Что бы это ни было, ты у меня сразу после войны в школу пойдешь. Ни жениться, ни в армии служить, а только в школу, по меньшей мере годика на четыре.

— Бог даст, я до того времени погибну, — с надеждой отвечает Микан, ероша свои густые волосы.

— И к монастырю тебе надо отправить одну группу гранатометчиков, — продолжает командир. — Где-то там у них минометы замаскированы.

— Что еще за монастырь? — мученически вздыхает Микан. — Опять, что ли, муллы или еще какая напасть?

— Э нет, там благочестивые сестры живут, это их, так сказать, курятник.

— Курятник, говоришь? Хм, как же я моих краинских молодцов к этим самым благочестивым сестрам пошлю? Они ведь их всех до смерти перепугают.

— Это уж точно, — бормочет про себя командир бригады.

Уяснив наконец задание, Микан отправился к своему взводу. Однако не прошло и пяти минут, как он снова лезет через дыру в стене в дом и, виновато улыбаясь, спрашивает:

— Что ты будешь делать, опять я забыл, как эта барахолка называется.

— Музей, музей. Давай я тебе запишу.

В аллее все больше сгущается сумрак. Напротив, в открытых дверях какого-то склада, Микан разговаривает с огромным неуклюжим парнем, командиром первой группы гранатометчиков.

— Смотри, вот там медресе, полосатый дом, видишь? Вон из того правого окна бьет тяжелый пулемет. Ты возьмешь бутылку с бензином, чиркнешь спичкой, подожжешь запал и бросишь бутылку в окно. Иначе их оттуда не выкуришь.

Детина таращится на бутылку с бензином, как на бог весть какое чудо, и говорит:

— А я спички никогда не зажигал — не умею я этого делать.

— Не зажигал спички? Ты что, не куришь?

— Нет.

— А как же ты дома огонь разводил, голова твоя мякинная?

— Вечером дров подбросим, они до утра и тлеют, а если и потухнет огонь, сбегаем к соседям и принесем головешку.

— Хм, головешку. Что же ты, с головешкой пойдешь к этой ме… медресе, а? Ох ты, горе мое, ну пошли отойдем в уголок, я тебе покажу, как спички зажигают.

Микан мрачно наблюдает, как детина неуклюжими пальцами ломает спичку за спичкой, и говорит:

— Да, Джукан, если бы ты не был геройским партизаном, я бы сказал, что ты самая обыкновенная бестолочь. Как только война кончится, ты у меня, дружок, в школу отправишься, пока ее не окончишь, даже и не думай про женитьбу и другие глупости.

Джукан слушает и добродушно басит:

— Дай-то бог дожить до этого.

29

Нагулялся я по Бихачу, заглянул в каждый закоулок, прошел по местам, знакомым еще с давних гимназических дней, а в душе все-таки как-то пусто было. Сдавила сердце печаль и никак не отпускает.

Напрасно, стараясь казаться веселым, я показываю Скендеру:

— Вон в той лавке я воровал булочки.

— А вон, взгляни, вот в эту дыру в заборе мы пролезали, когда шли на Притоку орехи красть.

— Смотри, смотри, вон с того балкона интерната мы однажды стащили головку сыра килограммов на пять.

— Да ты, я гляжу, в Бихаче только и делал, что воровством занимался, — заметил Скендер, — может, ты и сейчас не прочь за старое приняться?