Партнер

— Скоро она отыщет тебя, будь к этому готов. Я написал ей длинное послание и хочу, чтобы ты передал его.

— О'кей.

— И второе. Существует специальный прибор от «жучков», называется он «Ди-экс-130». Выпускает его корейская компания «Ло Ким», стоит эта штука около шести сотен долларов, а размером с небольшой диктофон. Купи ее и бери с собой на каждую нашу встречу. Перед любым разговором придется проверять помещение и установленные в нем телефоны. Обратись также к уважаемой в Новом Орлеане фирме, чтобы по крайней мере дважды в неделю они проверяли твой офис. Это будет недешево, но я все оплачу. Вопросы есть?

— Нет.

Стук в дверь заставил Патрика опять опустить плечи. В комнату вошел Карл Хаски — без сопровождения, без судейской мантии, в рубашке, галстуке и очках, сползших на самый кончик носа. Из-за седых волос и морщин вокруг глаз он, сорокавосьмилетний мужчина, казался пожилым и мудрым.

Когда Хаски протянул руку, Патрик посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.

— Рад видеть тебя, Патрик, — тепло сказал судья, пожимая звякнувшую наручниками руку.

Хаски хотелось наклониться и обнять старого приятеля, однако, скованный юридическим протоколом, он ограничился сердечным рукопожатием.

— Как поживаешь, Карл?

— Отлично. А ты?

— Бывали времена и получше, но сейчас мне приятно вновь встретиться с тобой. Даже при таких обстоятельствах.

— Благодарю. Я и представить себе не могу…

— Я сильно изменился, не так ли?

— Еще как. Не уверен, что узнал бы тебя на улице.

Патрик улыбнулся.

Подобно немногим людям, кто еще хранил в душе дружеские чувства к Патрику Лэнигану, Хаски чувствовал себя преданным, но все же для него было большим облегчением узнать, что этот человек остался жив. Обвинение в умышленном убийстве глубоко взволновало Хаски. Развод и гражданские иски еще куда ни шло, но убийство…

Связанный с обвиняемым узами дружбы, он не мог председательствовать на процессе Лэнигана. Хаски планировал заняться предварительным следствием, а потом, задолго до принятия каких-либо решений, отойти в сторону. Об истории их взаимоотношений давно ходили слухи.

— Полагаю, ты заявишь, что не признаешь себя виновным, — сказал Хаски.

— Совершенно верно.

— Тогда все ограничится первым слушанием. Выпустить под залог я тебя не смогу, поскольку речь идет об умышленном убийстве.

— Понимаю, Карл.

— Слушание не займет и десяти минут.

— Мне уже приходилось бывать здесь. Сейчас буду сидеть на другом стуле, только и всего.

Двенадцать лет работы судьей не ожесточили Хаски. Он до сих пор испытывал сочувствие к людям, совершившим даже самые тяжкие преступления. У него был особый дар видеть страдания этих несчастных. Осознание собственной вины жгло их огнем. Хаски послал за решетку сотни обвиняемых, которые, предоставь судьба им шанс, вышли бы из зала и никогда больше не преступили бы закона. Ему хотелось помочь им, протянуть руку, простить.

А сейчас перед ним был Патрик. Его чести с трудом удавалось сдерживать слезы. Старый друг — со скованными руками, одетый в клоунский наряд, с закрытыми глазами и изменившимся лицом, нервный, измученный и перепуганный. Хорошо бы привести его домой, как следует накормить, дать отдохнуть и помочь вернуться к нормальной жизни.

Опустившись рядом с Патриком на колени, Хаски сказал:

— Знаешь, я не могу участвовать в твоем деле, не могу по совершенно очевидным причинам. Сейчас я займусь вопросами предварительного следствия: хочу быть уверенным в том, что тебе обеспечена защита. Я по-прежнему твой друг. Можешь рассчитывать на меня. — Он осторожно дотронулся до колена Патрика, боясь потревожить свежую рану.

— Спасибо, Карл. — Патрик прикусил губу.

Хаски хотелось увидеть его глаза, но из-за темных очков Лэнигана это было невозможно. Поднявшись, судья направился к двери.

— Сегодня все будет обычным порядком, — обратился он к Сэнди.

— Народу там много? — спросил его Патрик.

— Да. Друзья и враги. Все там.

Он вышел.

* * *

В богатой истории побережья было немало известных убийц и других преступников, поэтому переполненные залы судов давно никого не удивляли. Но такого скопления людей на первом слушании дела не помнил никто.

Прибывшие раньше всех представители прессы заняли лучшие места. Поскольку Миссисипи оставался одним из немногих штатов, где торжество здравого смысла простиралось так далеко, что в зал суда было запрещено проходить с фото-, теле- и видеоаппаратурой, журналистам оставалось только сидеть и слушать, а затем излагать увиденное и услышанное. Для этого требовалось быть настоящими профессионалами своего дела — задача, к которой большинство оказались явно не готовыми.

Каждое громкое дело привлекало массу народу: клерков и секретарш из разных кабинетов, скучающих помощников юристов, вышедших на пенсию полисменов, местных законников — они шатались по коридорам, пили дармовой кофе, сплетничали, совали нос в сделки с недвижимостью, ожидали последнего слова судьи — словом, делали что угодно, лишь бы не сидеть на своих рабочих местах. Слушание дела Патрика Лэнигана собрало их всех.