Оглядываясь на жизнь, прожитую этим человеком, сложно было вообразить о сколь многих вещах Северус сожалел. В чем Гермиона была уверена наверняка - он не простит себе ни одной из них, даже тех, без которых было не обойтись. Смерть Дамблдора, вероятно, далась Северусу труднее всего, даже несмотря на то, что старик итак медленно умирал, а потому имел право самолично избрать себе смерть. Дамблдор сам попросил Северуса сделать это, и по вполне понятным причинам - его смерть окупилась сполна. Однако Северус видел в этом лишь очередную загубленную им жизнь, и так будет всегда. Ложь, которую он был вынужден говорить, люди, которых он не сумел спасти. Пускай он никогда этого не признает, но Гермиона знала наверняка, что смерть Чарити Бербидж все еще мучила его, и узнала она это совершенно случайно...
Боясь разбудить Северуса, Гермиона на цыпочках кралась мимо его спальни, но резко замерла, услышав приглушенный, прерывистый голос, доносившийся из-за двери. Она осторожно приоткрыла дверь. Проникающий сквозь окно лунный свет озарял фигуру, беспокойно мечущуюся на постели.
Нет... молю… - пробормотал Северус. Гермиона беззвучно проскользнула в комнату и окинула Северуса, погруженного в удушающий кошмар, пристальным взглядом. Лицо Северуса исказилось в мучительном отрицании того, что его спящий разум показывал ему. - Чарити… - простонал он снова. - Нет… прости меня…
Гермиона прикусила губу, придя в замешательство. Она не знала, стоило ли ей будить Северуса. Не будет ли ему неловко от того, что она увидела его таким?
Прости меня, - удушающе простонал Северус.
Этот зов отчаяния стал последней каплей. В конце концов, она была ему женой, а значит он заслуживал ее поддержки, даже если не желал разделить с ней постель.
Тише, - пробормотала она, мягко поглаживая его по голове. - Тише. Не бойся.
Постепенно Северус начал успокаиваться, его дыхание выровнялось в ответ на ее утешающие прикосновения, и вскоре он снова погрузился в сон. Затем, чувствуя, как неистово ее сердце билось в груди, Гермиона наклонилась и поцеловала его.
Уже у двери Гермиона обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на своего спящего мужа, прекрасно отдавая себе отчет в том, что она не отыщет в себе смелости, чтобы спросить следующим утром, помнил ли он эту ночь.
Покачав головой, Гермиона отогнала от себя воспоминание о том, каково это - быть в его спальне, у его постели. Вопрос касался его сожалений, а не ее.
Все, что он сделал, размышляла Гермиона, все то, о чем он сожалел, он совершал по необходимости. За исключением того самого первого случая, который положил начало остальным: смерть Лили. Дитя амбиции, израненного сердца и уязвлённой гордости, непреднамеренное, но оттого не менее опасное. Он любил Лили Эванс и его необдуманные поступки привели к ее непосредственной смерти. Гермиона была убеждена, более всего он сожалел о том, что не сумел спасти Лили.
В зависимости от того, как взглянуть на ситуацию, этот факт одновременно упрощал и усложнял ситуацию, в которой оказалась Гермиона. Его сердце все еще принадлежало Лили, да и как Гермиона могла соперничать с мертвой женщиной, которая для него навсегда останется молодой, неизменно идеальной и вечно красивой. Особенно если дело касается мужчины, для которого одна попытка забыть ее способна лишь больше усугубить чувство вины.
Почему ваш партнер согласился на этот брак? (Этот вопрос служит исключительно для статистики и не будет учитываться при подсчете результатов).
“Не имею ни малейшего представления.”
“Не имею ни малейшего представления.”
Гермиона отложила перо и со вздохом отодвинула от себя оба экземпляра анкет. Ее удивило то, с какой легкостью ей удалось ответить на большинство вопросов, но, конечно, это совершенно не означало, что они были правильными. Что она в действительности знала о Северусе Снейпе, пусть он и приходился ей мужем? (До чего же странным ей было произносить слова “муж” и “Северус Снейп” в одном предложении!) А что он мог знать о ней? В конце концов, она была не менее скрытной.
Вопреки той странной ситуации, в которой они оказались, между ними возникло некое подобие дружбы. Казалось, он всегда понимал, когда она нуждалась в чашке чая, а когда в бокале вина; когда ей хотелось поговорить, а когда побыть наедине с собой. Северус проявлял искренний интерес к ее работе, каждый раз веселя ее своими язвительными и колкими замечаниями в адрес ее оппонентов; он отыскивал нестыковки в ее аргументах с неподдельным удовольствием, а как только Гермиона отыскивала хитроумный способ все исправить, искренее поздравлял ее. Северус стал неотъемлемой частью ее жизнь, ее партнером во всех отношениях, за исключением одного. В ту ночь, когда он утешал ее после телефонного разговора с мамой, Гермионе показалось, что ей удалось разглядеть за его добротой нечто большее. Слова “Будь со мной этой ночью, пожалуйста” вертелись на кончике ее языка, но она проглотила их, опасаясь поставить под удар ту хрупкую идиллию, что им удалось создать.