Пару штрихов тому назад

– Сначала сядь, – Художник почувствовал, как кто-то с силой дернул его за руку и он, доверившись невидимому голосу и этой силе, сел на что-то твердое и довольно холодное. – Кто ты?

– Говорю же, я – Художник! Я написал картину, такую, какой не писал никогда и не собирался писать. А потом взглянул на эту картину, все закрутилось, я упал, меня куда-то потащило, а потом я отказался здесь. И пришел туда, куда меня тянуло, сюда. Просто, не знаю, как это объяснить, за мной кто-то следил, без слов меня сюда звал. И я пришел, ведомый этим взглядом, и еще чем-то…

Снова до Художника донесся шепот, на этот раз довольно взволнованный. Художник повернул голову в сторону, откуда раздавались голоса и шепот: на освещенной части пола он различил пять теней. Быть может, их было и больше, просто освещенная часть пола была по размерам ничтожной по сравнению со всей остальной, скрытой сводами замка.

– Ты такой же, как и мы, – спокойно сказал сидевший с Художником рядом. – Тебя привела сюда картина. И она никогда не отпустит назад, никогда.

Рядом с Художником сидел старик с длиной бородой. Художник вдруг различил его худой нос, тонкие черты лица, взъерошенные волосы, закатившиеся уставшие глаза. Он не смотрел в сторону Художника, его взор был устремлен куда-то кверху, туда, к окнам, из которых в замок врывался скудный свет.

– Никогда, – снова повторил старик. – Поверь, таким же наивным был и я, и они. Мы тоже стремились уйти, вернуться обратно, но, как видишь, мы здесь, мы навечно здесь.

– Нет, вы не понимаете! Я же просто сплю, я все это видел, когда закрывал глаза, когда рисовал, – сбиваясь, говорил Художник. – Меня обязательно разбудят, и я вернусь обратно, туда, откуда пришел.

Старик похлопал его по плечу.

– Ты все поймешь со временем, но исправить в этом ничего уже нельзя.

На Художника смотрели. Он видел тени и чувствовал на себе взгляды, уже не особо их пугаясь.

– Сколько вас тут?

– Вместе со мной шестеро, – грустно ответил старик. – Ты, выходит, седьмым будешь, Художник.

– Седьмым… седьмым… – зашептали люди, сидевшие где-то в стороне и, как показалось Художнику, внизу.

Художник недоумевал. Ему было трудно уследить за тем, о чем говорит старик. Что его может объединять с шестью совершенно чужими людьми, находящимися, судя по всему, не по своей воле в месте, которого вообще не существует. Сумрак, пустыня, деревья, ворота, статуя, замок – всего этого в понятии Художника не существовало. Это был то ли мираж, то ли видение, то ли банальная галлюцинация – словом, это было вне материального мира, а значит, по мнению Художника, должно было пропасть вместе с выходом его из бессознательного состояния.

«Хотя, – вдруг подметил он, – если бы я был без сознания, то вряд ли сейчас размышлял бы о таком. Я бы бредил, жил в своих фантазиях, но не придавал этому значения. Так бывает во сне: спишь, снится кошмар, ты кричишь, зовешь кого-то на помощь, но только под конец действа понимаешь, что это сон и не более того. А здесь…»

– Скажи, старик, а с чего ты вдруг решил, что я такой же, как вы все тут? Я всего лишь художник, я не совершал ничего такого, за что меня можно было заточить здесь. Я просто осмотрю все и вернусь обратно. И был я там, и видел многое, но рассказать, увы, не властен.

Старик тяжело вздохнул.

– Ты пытаешься говорить стихами, мне это знакомо. Поверь, я тоже художник, настоящий художник, и они художники, и они тоже сомневались в том, что им уготован такой путь, а не какой-нибудь другой. Но открой глаза: я еще здесь и они тоже.

Художник задрожал:

– А вы, вы все тоже не хотите выбраться отсюда? Почему вы здесь? Сидеть, сложа руки, и ничего не делать, не пытаться вернуться обратно? Смешно! Не понимаю! Я отказываюсь это понимать!

– Поймешь, – возразил старик. – Мы тебя ждали, долго ждали, но знали, что ты придешь. К нам приходят раз в сто лет. И мы знали, что придешь именно ты. Ведь ты рожден в день солнцестояния? Не надо, молчи, я знаю это. Мы все рождены в этот день, и все несем на своих плечах бремя моего греха, ужасов того, что было очень давно. Было со мной. И все началось с меня, только не закончится никогда. Каждые сто лет к нам приходит еще один.

IV

Спешить было некуда. Художник понял это не сразу. Он прошелся по замку. Каждый его шаг поднимал пыль: она взмывала в воздух и переливалась в падавшем через окна свете луны. Его тянуло выйти из замка и той же дорогой пойти назад. Но едва он остановился у двери и попытался ее открыть, как к нему буквально подскочил старик, схватил за руку и потянул вглубь замка.

– Не вздумай, – нервно шептал он. – А то придут! Они узнают, что мы здесь прячемся, и тогда… А дверь не откроешь. Даже если собрать все наши силы, сдвинуть ее не выйдет. Это ловушка, пойми и смирись.