Парус и буря

— А я же сказал, что освободят не всех, а только часть. Именно тех, кто был раньше влюблен в Гитлера, а теперь вроде раскаялся. А истинных патриотов, которые выступают против колонизаторов и их прислужников в правительстве, тех оставят за решеткой.

— Ну а как же доктор Субхи?

— Доктора они с удовольствием сгноили бы в тюрьме. Англичане всячески его истязают, применяют даже пытки. Они ни за что не хотят его выпускать. Но он все-таки выйдет на свободу. Его все уважают. Ведь многие знают, что он оставил свою врачебную практику и с оружием в руках боролся за освобождение Палестины.

— Что правда, то правда. Достойный человек. Он, говорят, и как врач пользуется большим авторитетом. Про него в народе много всяких чудес рассказывают. Почти мертвых ставил на ноги.

— Это лишний раз доказывает, что он не только о себе думает. Если бы он хотел, то мог бы стать самым богатым человеком в городе, а он оставил все, что имел, и уехал воевать в Палестину. И вот такой человек брошен в тюрьму, а эти краснобаи в Дамаске сидят в мягких креслах и палец о палец не хотят ударить, чтобы добиться его освобождения. У них другие заботы. Они устраивают дела своих родственников, проталкивают на теплые места всяких жуликов и проходимцев, расставляют везде верных им людей. Слышали, например, они подбивают одного человека, имеющего свои автомашины, открыть здесь у нас, в Шейх Захире, большой гараж, только чтобы насолить нам.

— Хитро задумано! — заметил кто-то. — Своя рука в порту, теперь хотят иметь руку в Шейх Захире. Не выйдет! Пусть только попробуют!

— От них всего можно ожидать.

— Гадостей можно любых ожидать, а вот на добрые дела они не способны. Вот отчего до сих пор гуляет на свободе Сулейман Муршид. Почему они его не схватят? — сказал Надим.

— Разве губернатор решится на это?

— Губернатору можно было бы и приказать, если бы наши депутаты в Дамаске как следует нажали на правительство.

— Разве наши депутаты на что-нибудь способны?

— Вот именно! Сидят там в рот воды набравши. И пикнуть боятся. Их и голоса никто не слышал. А вот другие депутаты — из Халеба, Хомса, Хамы — выступают, спорят, доказывают, защищают права своих провинций. Наши депутаты заняты больше своими собственными делами, как бы у кого оттяпать и закрепить за собой кусок земли, проделать еще какую-нибудь аферу. Так и мотаются между Дамаском и Латакией. Ни о чем другом думать не хотят. Они своего уже достигли. Для них борьба уже закончена. А вот если Сулейман Муршид и сепаратисты зашевелятся завтра снова, кто даст им отпор? Армии как не было, так нет и до сих пор. Какое же это государство без своей армии?

— В самом деле, когда же у нас будет своя армия?

— И когда Франция выполнит свое обещание?

— Жди, жди! Она и не собирается его выполнять. Она думает о том, как бы забрать его обратно. Вчера я был у Хейрибека, — понизив голос, продолжал Надим. — Так он говорит, что если правительство не решается действовать и не уверено в своих силах, то оппозиция не намерена сидеть сложа руки. У нас, говорит, достаточно сил, и мы перейдем скоро от слов к делу.

— Они тоже себе на уме…

— Это само собой разумеется, — согласился Надим.

Раздался телефонный звонок. Надим снял трубку. Он слушал, и лицо его становилось все более хмурым.

— Ну вот, тоже, наверное, проделки депутатов! — сказал он зло, швырнув трубку. — Звонили из порта. Машины простаивают пустые, а люди Абу Рашида нарочно тянут с погрузкой. И нам самим не дают грузить. А попробуй пожалуйся, сам же и будешь виноват. Можно было бы дать им открытый бой, но заранее уверен, что проиграем. Абу Рашид двинет в ход и депутатов и губернатора. Разве плетью обух перешибешь? Что же, поеду, посмотрю сам, что там делается.

Надим взял стоявшую в углу палку, с которой он никогда не расставался, и, вскочив в кабину грузовика, мрачно бросил шоферу:

— Поехали!

Все поднялись и тоже стали расходиться. Площадь вдруг наполнилась шумом: это в школе кончились занятия и мальчишки с радостным криком вырвались на волю. Прямо через площадь два жандарма вели в полицейский участок какого-то парня, щедро награждая его по дороге тумаками. На минуту они замедлили шаг. Перед ними по тротуару, виляя бедрами, неторопливо прошествовала расфуфыренная девица, оставляя позади себя резкий запах дешевых духов. И жандармы, и все мужчины, сидевшие напротив в кофейне, как по команде повернули головы, провожая ее долгим оценивающим взглядом.

ГЛАВА 2

Он вдруг почувствовал, что тело отказывается ему повиноваться, не шевельнуть ни ногой, ни рукой, ему стало страшно, и он проснулся…