Парус и буря

— Спускайте лодку! Да поживее! Если даже погибну, нет смысла погибать всем. Таков морской закон… К тому же я уверен, что продержусь. А вы доплывете до берега и пришлете катер за мной… Тогда все будут спасены — и вы, и я, и судно…

Моряки еще некоторое время стояли в нерешительности. Потом молча спустили лодку на воду. Сели за весла. Помахали ему руками и дружно стали грести. Лодка несколько раз показалась на гребнях волн и вскоре скрылась из глаз. Рахмуни остался один. Наедине с морем. Один со своей волей и решимостью выстоять до конца, бороться до последнего дыхания.

ГЛАВА 13

Постепенно люди стали расходиться. Женщины медленно побрели домой. Кое-кто из моряков, постоянных завсегдатаев кофейни Таруси, в ожидании утешительных новостей о пропавших тоже решил соснуть часок-другой дома. В порту осталась только небольшая группа моряков и начальник порта. Всякая жизнь в порту прекратилась. Ни одно судно, ни один катер, ни одна лодка не решались сейчас покидать порт. Ветер буйствовал, срывая черепицу с крыш домов. Беспрерывно и настойчиво барабанил по крышам и стеклам дождь, барабанил, как негр, неутомимо и тревожно, сразу по нескольким тамтамам. Потоки воды неслись по улицам, подмывая стены глинобитных хибарок бедняков. Весь город испуганно притих, затаился, спрятав за стенами промокших домов немой ужас перед взбесившейся стихией.

В кабинет начальника порта, запыхавшись, вбежал Халиль Арьян и сразу выпалил:

— Погиб наш Таруси! Пиши пропало. Ты не должен был, начальник, выпускать его в такую погоду из порта.

— А я, по-твоему, отпускал его? Я же ему говорил: «Не ходи». Да разве Таруси кого-нибудь послушается? — стал оправдываться начальник порта. — Что я мог сделать? Вызвать полицию, что ли? Если Таруси втемяшил себе что-либо в голову, его не остановить. Ему и море по колено. Сам очертя голову бросился в катер и других моряков с панталыку сбил.

Начальник выкрикивал, будто выплевывал, слова, давая выход накопившейся злости. Нервы у него, как и у всех других, были натянуты до предела. Брошенный Халилем в его адрес упрек переполнил чашу терпения, и он словно бы даже обрадовался представившемуся случаю излить наконец накопившуюся горечь и досаду.

— Может быть, ты и прав, начальник, — подал голос сидевший на корточках у дверей Абу Мухаммед. — Но, по-моему, ты не запрещал Таруси выходить в море.

— Нет, запрещал!

— А я что-то не слышал.

— Значит, ты глухой.

— Я могу, конечно, оглохнуть. Но не все же сразу стали глухими. Таруси по крайней мере не глухой.

— А Таруси твой упрям, как баран.

— Он не упрямый, а просто верит в свои силы. И знает обычно, что говорит. Он еще утром сказал, что будет шторм. И вот вам — пожалуйста! А кое-кто не верил ему. Подтрунивали надо мной: мол, Таруси твой не пророк и не может знать волю аллаха.

— Ладно, Абу Мухаммед, — примирительным тоном сказал начальник порта, — можешь верить в своего нового пророка. Мы тебе не мешаем. Но не думай, что умнее Таруси нет никого. Мы тоже кое-что смыслим. Клянусь аллахом, что я знаю море не хуже твоего Таруси. А все равно бывали такие сюрпризы, которые никак нельзя было предугадать.

— Да, море не конь, его не обуздаешь, — глубокомысленно заметил один моряк.

— Конечно, все не предугадаешь… Море не знать, а понимать надо, — не сдавался Абу Мухаммед. — Таруси так понимает море, будто книгу читает.

— Как же он его читает, по слогам или по буквам? — съязвил начальник порта.

— По звездам… А понимает и сердцем и умом.

— А ты сам чем понимаешь — головой или только затылком, когда стукнешься им о землю? — попытался сострить начальник.

Кое-кто из моряков беззлобно засмеялся. В такой тягостной обстановке люди и глупой шутке радуются, чтобы хоть смехом разрядить это страшное напряжение. Абу Мухаммед насупился, но промолчал. А про себя подумал: «Обождите, вот вернется Таруси. Он вам покажет».