– Ты разыграла целый спектакль, дорогая. Тебе следовало стать актрисой и играть в «Друри-Лсйн». Я уверен, что многие растрогались бы до слез, выслушав все, что ты сказала. Однако ты позабыла упомянуть одну незначительную подробность, – заметил он, и его серые глаза вспыхнули холодной решимостью.
– Что ты имеешь в виду? – с любопытством спросила Хелен, уверенная, что он не знает и не может знать всего.
– Все считают меня человеком удачливым, иногда мне просто лоразнтельно везет. Пожалуй, в этом случае я склонен согласиться с ними, мне помогла чистая случайность, – сказал Данте вдруг замолчавшей Хелен. Она понимала, что презрительное выражение его лица предвещает недоброе. – Это произошло во вторник, перед тем как ты порвала нашу помолвку. Я возвращался из доков, когда увидел твое прекрасное лицо в окне экипажа, проезжавшего по той части города, где я никак не ожидал тебя увидеть. Будучи твоим заботливым женихом, я решил последовать за тобой, дорогая, – спокойно сказал Данте.
Хелен почувствовала, что бледнеет.
– Ты последовал за мной? Как это было предупредительно с твоей стороны. Жаль, я не знала.
– Действительно, жаль, – согласился Данте. – Но я скоро понял, что напрасно тревожился за тебя, ибо ты вполне в состоянии о себе позаботиться, в находчивости тебе не откажешь, Хелен. По правде сказать, я просто поражаюсь тому, как много знают светские женщины. Ну кто бы мог подумать, что такая прилично воспитанная молодая леди, как ты, знает о мадам Ласомье? Как я понимаю, в ее прошлое лучше не вникать, я слышал довольно-таки странные рассказы о мадам Ласомье и о том, чем она занимается на островах. Должен сказать, дорогая, что ты либо поразительно отважная женщина, либо ничего не знала о ее весьма и весьма сомнительной репутации, ибо без малейшего колебания вошла в ее лавку, – сказал Данте, с насмешливым восхищением взирая на вспыхнувшую Хелен. – Вероятно, на моем месте все это показалось бы тебе довольно занятным, дорогая. Я стоял во дворе, притаясь в тени и воображая, будто охраняю тебя, когда, к величайшему своему изумлению, увидел, что ты пьешь какое-то зелье, приготовленное для тебя мадам Ласомье. Я хотел было поспешить тебе на выручку, но ты очень спокойно передала ей мешочек с монетами и достаточно громко сказала: «Надеюсь, старуха, твое снадобье подействует. Если нет, ты горько пожалеешь об этом. Уж я похлопочу, чтобы тебя выгнали из Каролин, ты не сможешь укрыться от меня даже в дикой пустыне».
Но ты напрасно беспокоилась, мадам Ласомье заверила тебя, что ее снадобье действует безотказно, это проверено в бесчисленном количестве случаев. И она оказалась права, верно, моя дорогая? – холодно спросил Данте. – Через несколько дней я получил короткую записку; ты извещала меня о расторжении нашей помолвки и сообщала, что в ближайшую неделю отпраапяешься в Лондон. Ты написала также, что не видишь необходимости в дальнейшем нашем общении. Отсюда можно сделать вывод, что ты потратила деньги не напрасно, тебе удалось избавиться от так досаждавшей тебе беременности.
– Нет, Данте, ты ошибаешься. Я и в самом деле ездила к мадам Ласомье, но у меня была не та цель, которую ты предполагаешь. Просто я слышала, что мадам Ласомье может сделать так, чтобы роды прошли легко и ребенок родился здоровым. А я хотела, чтобы наш ребенок был крепким и сильным. Вот почему я ездила туда, Данте, – попыталась переубедить его Хелен. – Все это я сделала только ради тебя.
– Любопытно, сколько ты заплатила мадам Ласомье? – как бы раздумывая вслух, произнес Данте. – Но сколько бы это ни было, я заплатил ей куда больше. И она охотно рассказала мне, зачем ты к ней приезжала. Имея дело с такими людьми, как мадам Ласомье, дорогая, – тихо сказал Дайте, – ты должна помнить, что честность для них пустой звук, они с готовностью продают информацию тому, кто платит больше других. А в этом случае я как раз и заплатил больше.
– Старуха солгала. Сказала тебе то, чего ты от нее хотел. Ей было важно только прикарманить твои деньги, Данте. Ну к чему все эти горькие упреки, мон шер? Ты все истолковал неверно, хотя в этом я отчасти сама виновата, ибо, потеряв ребенка, внушила тебе, что не хочу выходить за тебя замуж. Но теперь, когда я все объяснила, – произнесла Хелен, стараясь смягчить его робкой улыбкой, – когда подтвердила, что люблю тебя, я не вижу никаких причин продолжать этот спор. Только твоя уязвленная гордость не позволяет нам быть вместе.
Данте покачал головой:
– Нет, дорогая, не моя гордость, а твоя жадность. Эти слова, казалось, сильно задели Хелен.
– Данте, пожалуйста, выслушай меня. Я так тосковала по тебе в Лондоне. И поняла, что не могу жить без тебя, должна вернуться и постараться уладить все возникшие между нами недоразумения. Дядю удерживали дела в Лондоне, и если бы не это, я возвратилась бы на первом же корабле.