Паруса и пушки

Дрейк упорно шел на север. Предполагают, что он рассчитывал вернуться домой через так называемый Северо-Западный проход – меж северным побережьем Канады и прилегающими к нему крупными островами. Проход этот был совершенно непроходим, даже летом забит льдами – но во времена Дрейка верили, что им можно пройти. От этой идеи, потеряв немало кораблей, отказались только во второй половине восемнадцатого века.

По пути, уже у мексиканского побережья, Дрейк захватил еще несколько испанских кораблей, груженных пряностями, китайскими шелком и фарфором. Пойди он в Северо-Западный проход, наверняка погиб бы, пропал без вести вместе со всеми награбленными сокровищами. Но Дрейку, скорее всего, попросту надоело плыть на север – чертова Америка никак не кончалась. Он встал на якорь в одном из Калифорнийских заливов, чтобы подремонтировать корабли. А попутно поставил на берегу памятный знак и провозгласил эти края владением английской короны, назвав их Новым Альбионом – от латинского слова «alba», что означает «белая» (там было много белоснежных скал). Альбионом в свое время как раз и назвали Британию древние римляне: первое, что они увидели, приплыв к ее берегам, – белые скалы Дувра.

(Никакого Нового Альбиона не получилось. Калифорния была официальным владением испанской короны, и тамошние испанцы, едва обнаружив знак Дрейка, без церемоний его сковырнули – чтобы не шлялись здесь всякие…)

Подчинившись, Дрейк повернул в противоположном направлении – на юг. В Англию он решил возвращаться маршрутом Магеллана – только в обратном направлении. Стал первым англичанином, вошедшим в Индийский океан, – и благополучно достиг родных берегов. Это плавание, продолжавшееся два года и десять месяцев, стало вторым после Магеллана кругосветным путешествием. Собственно говоря, Дрейк был первым в истории капитаном, который как начал кругосветное плавание, так благополучно его и закончил – Магеллан погиб примерно на середине маршрута в мелкой и нелепой стычке с туземцами, и дальше экспедицию вел его штурман Эль-Кано (историки до сих пор не пришли к единому выводу, фамилия это или прозвище).

В Англии ждала триумфальная встреча – таких несметных богатств еще никто из пиратов не привозил. Пайщики-акционеры Дрейка известны поименно: государственный секретарь (как в то время звались министры) Френсис Уолсингем (ведавший главным образом разведкой и контрразведкой), фаворит королевы граф Лестер, сэр Кристофер Хэттон и богатый купец Джон Хоукинс, однофамилец знаменитого пирата и работорговца. Дивиденды они получили сказочные – в 4700 %, то есть 47 фунтов на один вложенный. Вовсе уж фантастическая сумма досталась королеве: 2 миллиона 250 тысяч фунтов стерлингов в золотом исчислении.

Тогдашний фунт весил не в пример тяжелее нынешнего, так что, если перечитывать на современные деньги, эту сумму нужно умножить как минимум на двести, если не на триста. Фунт, как я уже упоминал, в золотом исчислении составлял 17,5 грамма – вот и умножьте, а мне лениво…

Уже не в качестве дивидендов, а в виде личного подарка Дрейк преподнес королеве золотую корону, украшенную крупными изумрудами. Ее описал в своем очередном донесении своему королю испанский посол дон Бернардино де Мендоса: «В этой короне пять изумрудов, и три из них, размером с мизинец, имеют овальную форму и совершенно прозрачны, а два других, поменьше, круглые». Корону посол навскидку оценил в двадцать тысяч испанских золотых эскудо. Чуть погодя Дрейк подарил королеве еще и золотой крест, выложенный алмазами, с которым она не замедлила появиться на публике. Тот же наблюдательный де Мендоса оценивал его в пять тысяч золотых эскудо.

Кроме этого, ценные подарки Дрейк занес лицам, при дворе влиятельным, – фаворитам королевы, лорду-канцлеру, министрам, членам Тайного Совета. Интересно, что среди них оказался один-единственный щепетильный человек – член Тайного Совета лорд Берли, заявивший, что не будет принимать в подарок награбленное. Остальные брали с превеликим удовольствием.

Испанский король Филипп Второй прислал бог весть которое по счету гневное послание, требуя примерно наказать Дрейка и вернуть награбленное, в первую очередь сокровища с «Касафуэго». На сей раз Елизавета уже не ссылалась на самовольство авантюристов, с которыми не может справиться. Ответила довольно дерзким письмом, где сама перешла в наступление, обвиняя Филиппа в том, что он «в нарушение законов Божеских и человеческих» не допускает в американские владения ни одного иностранного торгового корабля (какое отношение мирные торговые плавания имели к пиратству Дейка, решительно непонятно). «Королева не считает законным положение, при котором ее подданные или подданные других наций лишились возможности посещать Индию (Америку. – А.Б.) на том основании, что страны эти дарованы королю Испании папой, право, которого на передачу Нового Света королю Испании королева не признает». Впервые в отношении испанского монарха Елизавета выразилась столь дерзко…