Паруса над волнами

Жители привозили к нам на продажу морских бобров, оленьи кожи и рыбу. За большого палтуса я им платил по нитке в четверть аршина голубых корольков и по пяти и по шести вершков такого же бисера. Но за бобров не только корольков или бисера не хотели они брать, но даже отвергали с презрением китайку и разные железные инструменты, а требовали сукна, какое они видели на камзолах наших промышленных. Но так как мы сукна не имели, то и торговля наша не состоялась.

Тихие ветры и благоприятная погода продолжались несколько дней. Наконец, не припомню которого числа, около полуночи стал дуть ровный ветер от Зюйд-Оста, который к рассвету усилился до степени жестокой бури. Капитан брига приказал закрепить все паруса, кроме совсем зарифленного грота, под которым мы лежали в дрейфе. Буря с одинаковою силою свирепствовала трое суток, из коих в последние дула от Зюйда. Потом перед рассветом вдруг утихла, и наступила тишина. Но зыбь была чрезвычайная и туман покрыл нас совершенно. Вскоре по восхождении солнца туман исчез и тогда показался нам берег не далее трех миль от нас. Мы бросили лот: глубина пятнадцать сажен. Тишина не позволяла удалиться от опасности под парусами, а зыбь мешала употребить буксир или весла. Она же прижимала нас ближе к берегу, к которому, наконец, подвинуло нас так близко, что мы простыми глазами весьма явственно могли видеть птиц, сидевших на каменьях.

Мы в это время находились, по нашему счислению, против бухты, именуемой жителями Клоукоты, южный мыс коей лежит в широте 49° и несколько минут. Американские корабли в тихие ветры часто заходят в сию бухту, но в бурю или при большом волнении такое покушение было бы сопряжено с крайнею опасностью.

Гибель брига казалась нам неизбежною, и мы ежеминутно ожидали смерти, доколе божиим милосердием не повеял северо-западный ветер, пособивший нам удалиться от берегов. Но ветер сей благоприятствовал нам шесть часов, затем превратился в ужасную бурю и заставил лечь в дрейф, убрав все паруса. После того, как буря укротилась, ветры дули с разных сторон, а мы, пользуясь оными, подавались к югу.

29 октября, при умеренном западном ветре, приблизились мы к берегу и зашли на остров Дистракшн, лежавший в широте 47°33’, обойдя по южную его сторону. Но к несчастию нашему, за островом не было удобного якорного места, и мы нашлись принужденными выйти в море. Едва успели мы удалиться от берега мили на три, вдруг сделалось тихо, и во всю ночь не было никакого ветра, отчего зыбью валило нас к берегу. А 31-го числа в два часа пополудни протащило мимо острова по северную его сторону, и приблизило к каменной гряде, находившейся не далее одной мили от твердой земли.

Командир брига штурман Булыгин, не зная, что предпринять, прибегнул к общему совету, вследствие коего стали мы держать мимо каменьев к самому берегу, с намерением зайти за оные, и пройдя их, очутились в середине надводных и скрытых под водой рифов. Тогда командир приказал положить якорь, а вскоре потом и другой. Но якоря не могли задержать судна, которое, беспрестанно дрейфуя, приближалось к берегу. Но когда брошены были остальные два якоря, оно остановилось, однако же не надолго; ибо вечером, когда стемнело, подорвало у нас два перетертые о каменья каната, а около полуночи с третьим случилось то же, и вскоре потом поднялся свежий ветер от Зюйд-Ост, которым подорвало последний канат. Теперь нам не оставалось другого средства спасти бриг и себя, как отважиться на выход в море между каменьями, Тем путем, которым мы вошли, ветер не позволял идти, и мы пустились, как говорится, куда глаза глядят. Под руководством Всемощного Провидения, к общему нашему удивлению, не взирая на чрезвычайную темноту, прошли мы столь узким проходом, что наверное ни один мореплаватель и днем не осмелился бы идти оным. Но лишь успели мы миновать опасность, как переломился у нас фока-рей. Положение наше не позволяло убрать паруса для починки рея, и мы принуждены были нести оный доколе было можно.

На рассвете ветер, дувший до сего от Зюйд-Оста, перешел к Зюйду, а вскоре потом к Зюйд-Весту — прямо на берег. Фока-рея исправить мы не смогли, и запасного не имели, а без него не было никакой возможности отлавировать от берега, к которому нас приближало весьма скоро, и наконец, в десятом часу утра 1-го ноября бросило валом на буруны, а потом на берег в широте 47°56′. И так участь брига решилась: надлежало помышлять о нашей собственной. Мало того, что мы сами могли спастись, нам должно было также спасти оружие, без которого не имели мы никаких средств сохранить свободу, а сделавшись пленными, должны были влачить в рабстве у диких жизнь, стократ ужаснейшую самой смерти. Судно наше валяло бурунами с боку на бок страшным образом, и оно в пол-трюма наполнилось уже водою. Мы с оружием в руках выжидали время. Когда находил большой вал, ударял в судно и, рассыпавшись, опять сливался с берегов, тогда мы бросались с борта и выбегали на берег за пределы воды. Там принимали от своих товарищей, оставшихся на бриге, ружья и амуницию.