Паруса судьбы

− Господь − пастырь мой! Это вы, сеньор де Аргуэлло?

− Дочь дома? − он с порога заткнул фонтан ее любезности.

Толстуха с плебейской готовностью кивнула, виновато вытирая о безразмерную бумазейную юбку грязные руки. Улыбка полиняла.

− Всё курам головы откручиваете, мамаша…− драгун ткнул дымящейся сигарой в забитую, еще неощипанную птицу и, не дожидаясь ответа, приказал: − Позовите Терезу. Я тороплюсь.

Сильвилла, прикусив язык, покорно заколыхалась в дом, приподнимая шатер юбки на ступенях крыльца.

Глава 9

Капитан нервно, почти до конца докурил сигару, прежде чем на пороге появилась Тереза. Луис видел: протяни он руку − она отпрянет, как дикая серна.

Он улыбнулся ей в глаза:

− Здравствуй, Тереза! Дорога знала лишь шпоры и кнут, честь имею.

Она молчала. Но волей-неволей ей приходилось смотреть на него, и это было самым тяжелым испытанием. Часами готовилась она к этому моменту, настраивала себя, напрягалась. Теперь она быстро подняла на него взгляд:

− Вы всё тот же, дон Луис… Вламываетесь, как конь, а я ведь не ждала вас.

Лицо девушки, наполовину скрытое тяжелой волной волос, застыло. Капитан недовольно повел бровью. Он с ревностью чувствовал: ей хочется, чтобы он поскорее сжег терпение и… упылил прочь.

− Тереза! − Луис приосанился, переходя в наступление. − Вот! − Он сорвал с плеча кавалерийский подсумок, выдернул из тренчиков упрямые языки ремней и, распахнув его настежь, швырнул к босым ногам девушки. Из него что-то вытряхнулось, отчасти похожее на слипшиеся краями шляпки грибов, перепачканные засохшей землей, вперемешку с раздавленной винной ягодой.

Приглядевшись, Тереза вскрикнула и отдернула ногу. Затаив дыхание, она с отвращением, сквозь дрожащие пальцы взирала на чудовищный, туго набитый подсумок.

− Господи! Зачем… это? − грудь ее высоко вздымалась.

− Это мой свадебный подарок, − дон Луис усмехался половиною рта. − Каждое ухо инсургента, мужское или женское, имеет свою цену, сеньорита. И, замечу, немалую. − Его взгляд откровенно жадно, как вещь, щупал невесту. Он с удовольствием единым чохом взял бы на память ее прелести прямо сейчас, немедля. Однако до поры держал чувства в узде. И теперь ловил себя на готовых брызнуть с языка шумных восторгах. − Так вот, −капитан небрежно кивнул на подсумок, − их здесь хватит, чтобы приодеть тебя.

Он поднялся по скрипучим ступеням, поднял подсумок и без видимого усилия закинул его себе на плечо.

− Надеюсь, Тереза, я доказал свою любовь?

Она отступила на шаг.

− Жестокость − да, но…

− Брось дурить! − щеку Луиса болезненно схватила судорога.

Девушка ответила, точно хлестнула:

− Берегитесь, дон-жених… Кровь пролита, готовьтесь к новой…

− Ну что ж… − ноздри драгуна трепетали, − пусть завтра это будет моя кровь! Зато сегодня! − он попытался приобнять точеную талию, но Тереза вспорхнула со ступеней во двор и расхохоталась:

− C ума сойти! Какая честь! Бедной танцовщице предлагают стать знатной сеньорой… Должно быть, это скучно, сеньор де Аргуэлло, а? Уж не споешь и не станцуешь босиком?

− Хватит кривляться, Тереза! Клянусь, я не дам скучать молодой жене.

− А вы самонадеянны, капитан, − она колко улыбнулась, чертя на песке линию босой ступней.

Ножка, темнеющая золотом загара, с шаловливыми пальчиками, бойким взъемом и изящной щиколоткой, приковала его внимание. Он весело сморщил нос и азартно покрутил любезный ус.

− Как, разве ты, дорогая, любишь робких?

Тереза вспыхнула, нежные щеки зарделись.

− Приберегите любезности для другой, дон Луис. А что люблю, − она презрительно смерила его взглядом, −пожалуй, отвечу: люблю Мехико и наши горы, струны кавакиньо150 люблю при луне, и чаек.

Она посмотрела из-под ладони туда, где у подножия Сан-Мартина горел слюдою канал. Стаи лебедей, гусей, уток и чаек с разноголосым гомоном кружились над сверкающей гладью; далече стонали вечерние песни рыбаков, и где-то высоко-высоко, под самым солнечным диском, гулял и таял орлиный клекот.

Капитан с сожалением наблюдал за возлюбленной, сокрушенно покачивая головой:

− Нет, не понимаю… Завидовать голодной птице?

Вместо ответа девушка совсем по-детски выбросила руку в небо и радостно воскликнула:

− Смотрите, смотрите, сеньор! Она свободна, как мечта.

Тут же Тереза крутнулась к драгуну, прищурила изумрудные глаза в сокровенном восторге и, глядя сквозь ажурную вязь ресниц, медленно, по-сказочному растягивая слова, сказала:

− Но больше всего я люблю… тайну. Ведь правда, она само очарование?

− О, Бог мой! Да ты сама для меня таинственна, как сельва151. Но уясни одно: вот эти пальцы, − Луис до хруста сжал кулаки, − цепко держат узду фортуны. И клянусь нашим родом, я черта с два выпущу птицу счастья из рук!

Он осторожно, как к необъезженной лошади, подошел к ней.

Схватил внезапно за плечи и крепко прижал к себе, горячо шепча:

− Любимая, за мной богатство и власть, а это, понимаешь ли ты, − свобода! Ее нет без власти, так уж устроен наш чертов мир. И эту свободу, мой рай, − его темно-карие, как зрелые каштаны, глаза горели страстью, − я хочу подарить только тебе. Тереза, слышишь? Только тебе…