Парусам нужен ветер

— Что там ни говорите, а Гаврилкин придёт первым! — сказал один.

— Кто?! Гаврилкин?! Да ваш Гаврилкин со старта ушёл четвёртым, а Севастьянов — первым!.. — ответил ему дядька в плаще.

— Гаврилкину давно пора пересесть на трёхколёсный велосипед — делать ему уже нечего на кольцевых гонках! — сказал парень в кожаной кепке. В руках у него была газета трубочкой, и он всё ею размахивал.

— Не говорите глупостей! Кто же, по-вашему, может обойти Гаврилкина или, скажем, Севастьянова?! У них — опыт!

— Да хотя бы Егоров!

— Ну, насмешили! Ну, расхохотали!

Парень в кепке так размахался газетой, что сбил шляпу с дядьки в плаще. Шляпа упала и покатилась по земле. Все стали громко смеяться:

— Шляпа улетела!

— Эй, шляпа, лови шляпу!

— Умную голову пошла искать!

Но тут дядька, который кричал, что победит Гаврилкин, показал пальцем на небо и гаркнул:

— Тихо, товарищи!.. Идут.

Мы все бросились к дороге.

Где-то далеко-далеко что-то пищало, как комар. Скоро из писка получился тихий вой, а потом — громкий треск. С этим треском мотоцикл промигнул мимо меня.

Я видел, как мотогонщик лежал прямо на бензиновом баке мотоцикла. На голове у мотогонщика был синий шлем. Этот шлем прятался за прозрачный обтекатель. Мотогонщик смотрел вперёд. Из-за очков глаза у него были большие, как у стрекозы.

На повороте мотогонщик стал валиться набок. У меня даже дух захватило — ведь он разобьётся! Но мотогонщик не упал. И я так вздохнул, будто это я сам чуть-чуть не разбился.

Вдруг закричали:

— Севастьянов!

— Ура!.. Севастьянов!

— Страсти накаляются, — сказал папа.

Уже много кругов прошли мотогонщики. Несколько раз Севастьянова обгоняли другие, но он всё равно оказывался впереди.

И вот судья показал Севастьянову флаг с чёрными шашечками — значит, ему осталось пройти последний круг. Мотогонщик увидел флаг, кивнул головой — и как даст газу.

— Отчаянная голова этот Севастьянов! — улыбнулся папа.

— Он чемпионом будет, — сказал я.

— Молчи, знаток… Ещё посмотрим… Остальные тоже настоящие спортсмены — будут бороться до конца.

— А Севастьянов что?! Не борется, да?!

И вот Севастьянов победил. И стал чемпионом. Он только съехал с дороги, как его обступили болельщики. Откуда-то появились большие букеты цветов, а мой папа куда-то подевался. И я сначала из-за этого разволновался, а потом стал думать про чемпионов. Оказывается, им тоже дарят цветы, а не только мамам.

Севастьянов, весь пыльный, прижимал к себе эти цветы и улыбался, но не очень весело. Наверно, потому, что он очень устал. Только всё равно было видно, что он рад. А болельщики стали его подбрасывать вверх вместе с мотоциклом.

Я тоже хотел подбросить чемпиона, но кругом столько народу, что мне никак было не пробраться. Даже не дотронуться до чемпионского мотоцикла. А мне так хотелось!

Один цветок из букета упал на землю. Я поднял, потому что в этой толкучке его бы только раздавили.

Это был тюльпан на длинной ножке. Малиновый и чуть-чуть синеватый — с синими жилками на толстых лепестках. Один лепесток у тюльпана был сломан, и внутри цветка виднелось жёлтое донышко.

Мне тоже захотелось подарить букет, но у меня был только один тюльпан. «Ну и что, что один?» — подумал я и снова стал пролезать в толпу.

Какой-то дядька схватил меня за плечо.

— Ты чего тут шастаешь?!

Я хотел сказать, а он:

— Брысь отсюда, пока не отвёл куда следует!

Я отошёл в сторонку и стал думать, как мне лучше пробраться. И тут я увидел другого мотогонщика. Он сидел боком на своём мотоцикле. Совсем один. И никто к нему не подходил. Он смотрел в землю и о чём-то думал. Мне даже показалось, что он вот так вот заснул от усталости. Я подошёл к нему и нагнулся, чтобы увидеть, спит он или нет. Нагнулся, смотрю: мотогонщик совсем не спит. У него из глаза выкатилась круглая слезинка. Она покатилась по пыльной щеке, и на щеке осталась белая бороздка.

— Ну что, воробей? — сказал мотогонщик. Он посмотрел на меня, и у него так скривились губы, будто он хотел улыбнуться, а у него не получилось.

Я сразу догадался, что он не чемпион, что его обогнали. Он, может, оттого и плачет. Потому что он, наверно, не просто ехал, а мчался, чтобы победить.

— Товарищ мотогонщик, да вы… да вы не плачьте, — говорю я ему.

— Это я, брат, так… соринка в глаз попала… — Мотогонщик потёр кулаком щёку. От этого щека стала совсем грязной.

— Конечно, — говорю, — если вы без очков мчались. А надо в очках. Чтобы соринки не попадали.

Мотогонщик улыбнулся. По-настоящему улыбнулся. И губы даже не скривились. Тут я обрадовался.

— А чемпионом вы ещё будете! Ещё каким! Ведь вы же мастер спорта!

— Мастер-то мастер… Только прошли мои чемпионства — пора сходить с трассы… — Он снял шлем, и я увидел, что у него на голове совсем нет волос — одна красная кожа. — Видал, воробей, старого лысого гонщика? — Мотогонщик улыбался, а глаза его были грустные-грустные. Я совсем растерялся. Я прямо не знал, что сказать.

— Вот, — говорю, — это вам… Это цветок, — говорю, — тюльпан… И ничего, что у него один лепесток сломан, всё равно он живой…

Старый мотогонщик встал, подхватил меня и подбросил вместе с тюльпаном.