Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

– Тощий, довольно высокий, волосы длинные, темные, нос курносый, веснушки, одет по–крестьянски?

– Да… Подожди, откуда ты…

– Я его видел. Он уехал на поезде в Дальние Углы позавчера вечером, на закате.

И я рассказал Аррфу о мальчишке, вскочившем на тот самый поезд, с которого я сошел. Теперь мне понятен был восторг юного беглеца: рожа с высунутым языком, которую он скорчил мне, предназначалась на самом деле его отцу–барону… И, возможно, магу.

– Получается, мы ехали за ним по пятам, – помолчав, сказал Аррф. – Еще несколько минут – и заметили бы.

– Ничего подобного. Он мог весь день просидеть на станции – прятаться под платформой, например. Для него очень важно было не попадаться вам на глаза – и успеть на поезд… Зато теперь мы точно знаем, что барона он не убивал.

– Почему? Он мог вернуться…

– Из Дальних Углов?! Оттуда пять дней пешего пути! А обратный поезд – я видел – прошел только сегодня утром!

Аррф отодвинул тарелку. Я поморщился: запах его недоеденных котлет смущал меня больше, чем тяжелый дух смерти, воцарившийся в доме.

– А я был уверен, что это он, – тихо сказал маг. – Он ненавидел отца. Хуже: презирал.

– За что? – я понимал, что вопрос идиотский, но придержать язык не успел.

Маг прищурился:

– А за что его презирали женщины, с которыми он спал? За что вы все ненавидите нас?

– Может быть, за то, что вы явились на нашу землю, чтобы убивать и насиловать? – предположил я. – И нести йолльский закон туда, где его не хотят знать?

– Мы?! – он поперхнулся. – Мы принесли избавление от эпидемий, которые убивали без разбора и когда–нибудь прикончили бы весь остров! Мы построили больницы и школы! Мы построили дороги и пустили по ним поезда! Ты уже не помнишь, что до йолльского вмешательства здесь умирал каждый второй младенец? Ты не помнишь нищеты, в которой вы все поголовно жили?!

– Я получил хорошее образование, мясоед, – отозвался я холодно. – Все эти «аргументы» я пересказывал у доски наизусть.

– А как тебе удалось получить образование? Как ты вообще выжил в Некрае? Что, не йолльцы подобрали тебя и отмыли? Не йолльцы отправили в школу? Университет, где ты учился, не был построен на йолльские деньги? Или стипендия, которую ты получал…

– Ты забыл сказать, что предварительно йолльцы убили моего деда.

– Ты забыл сказать, что перед этим Осоты убили несколько тысяч человек!

– Ты забыл, что эти люди пришли на мою землю с оружием.

– С оружием, с металлургией, с лекарствами… Сказок не бывает: мы победили, потому что сильнее. Умнее. Подвижнее. Мы пришли к вам, а не вы к нам – мы успели первые. А значит, строим мир по собственному разумению – так, как считаем нужным.

– Йолльский закон – самый человечный и справедливый, – я ухмыльнулся.

– Йолльский закон – результат опыта многих поколений, – тихо сказал Аррф. – Плод работы лучших умов… и великих душ. Большое счастье для острова – то, что он получил закон Йолля. И если ты этого не понимаешь, растение, – поймут твои дети!

– У меня никогда не будет детей, – отозвался я шепотом. – Твоей милостью, мясоед.

* * *

Расспросы стражников и слуг ничего не дали. Все они были йолльцами, не считавшими нужным запоминать имена и лица крестьянских девушек – даже если этих девушек удостаивал вниманием хозяин. Какой–нибудь особой, запавшей в сердце барона прелестницы никто из слуг не вспомнил, не выделил из общей вереницы. В поведении барона накануне смерти не обнаружилось ничего странного, он не упоминал никаких имен, к исчезновению старшего сына относился спокойно: погуляет, мол, и вернется.

Миновал полдень. Барона похоронили наскоро, без каких–то особенных ритуалов, без надгробных речей. Только слуги, желающие поскорее справиться с печальным и неприятным делом. Только мы с Аррфом – последний друг барона и – так получилось – его последний враг.

– Кто бы мог подумать, что у йолльского наместника будут такие похороны, – грустно сказал маг.

Я промолчал. Мы стояли над свежей могилой, сами почти мертвецы. Я вдыхал запах сырой земли: в нем не было трагедии. Только память о лучших днях.

* * *

– Ты бы не путался под ногами, Осот! Иди к деду!

По всей опушке горели костры, превращая в пепел кору и сучья, превращая хмурое утро в яркий весенний день. Десятки вил выбрасывали из ям подгнившее сено, десятки тяпок рыхлили землю, перемешивая ее с пеплом. Дед сидел в стороне, на белой и твердой его ладони лежали два десятка желудей.

– Погнали тебя? Садись… Они торопятся. Припозднились мы с новым домом для молодого Вячки.

Мальчик сел рядом – на свежеспиленную колоду. Дед перекатывал на ладони желуди, будто любуясь блестящими боками и крепкими круглыми шляпками.