Парусник № 25 и другие рассказы

Саттон оставил короткую записку: «Я боюсь космоса, потому что его величие неудержимо притягивает меня. Когда мы инспектировали парус, я чувствовал сильнейшее возбуждение, но сумел подавить его. Теперь, так как мы обречены на смерть, я предпочитаю умереть, погрузившись в черное сияние пространства, отдать себя бесконечности, целиком и полностью. Не горюйте обо мне. Я умру безумцем, но в восторженном экстазе».

Когда ему показали эту записку, Генри Белт всего лишь пожал плечами: «Господин Саттон, пожалуй, был человеком, наделенным слишком богатым воображением, слишком эмоциональным для того, чтобы стать настоящим астронавтом. На него нельзя было положиться ни в какой аварийной ситуации». При этом он обвел всех присутствующих циничным язвительным взглядом.

Вскоре после этого Линч и Острендер впали в прострацию – в состояние беспомощной подавленности, маниакальной депрессии в стадии максимального ступора. Продолжали владеть собой любезный Калпеппер, прагматичный Верона и чувствительный фон Глюк.

Они беседовали, понизив голос – так, чтобы Генри Белт не мог их подслушать из своей каюты.

«Я все еще верю, – говорил Калпеппер, – что нам как-нибудь удастся вылезти из этой петли, и что Генри Белт об этом знает».

«Завидую твоей уверенности… – отозвался Верона. – Мы уже обсуждали этот вопрос десятки раз. Если мы повернем к Сатурну, Нептуну или Урану, направленный от Солнца вектор ускорения, в сочетании с приобретенным моментом, заставит нас улететь далеко за орбиту Плутона прежде, чем мы окажемся поблизости от любой из этих планет. Плазменные двигатели могли бы остановить нас, если бы у нас был достаточный запас энергии, но парус не позволит накопить такое количество ионов, и у нас нет другого источника энергии…»

Фон Глюк ударил кулаком по ладони и все еще тихо, но торжествующе произнес: «Господа!»

Калпеппер и Верона неподвижно смотрели на фон Глюка, впитывая теплоту надежды, отразившуюся на его лице.

«Господа! – повторил фон Глюк. – Кажется, у нас есть достаточный запас энергии. Мы можем воспользоваться парусом. Парус выгнулся, он выпуклый. Он может послужить зеркалом. Его площадь – больше десяти квадратных километров. Солнце далеко – но если сфокусировать даже слабый солнечный свет…»

«Понял! – воскликнул Калпеппер. – Отодвинем корпус корабля от паруса так, чтобы реактор оказался в фокусе паруса, и включим ионные двигатели!»

Верона сомневался: «На нас все равно будет давить свет – в направлении, противоположном Солнцу. И, что еще хуже, выхлоп двигателей будет давить на парус, тоже в обратном направлении. Ускорение в сторону Солнца будет сведено к нулю противодействующим ускорением. Мы полетим по инерции все дальше и дальше».

«Если мы вырежем отверстие в центре паруса – не слишком большое, но достаточное, чтобы через него проходил плазменный выхлоп – такое препятствие отпадет. А тяга плазменных двигателей, несомненно, преобладает над давлением света».

«Из чего мы сделаем плазму? У нас нет никакого топлива».

«Из чего угодно – из всего, что можно ионизировать. Из радиопередатчика, из компьютера, из твоих ботинок, моей рубашки, фотоаппарата Калпеппера, даже из виски Генри Белта…»

VIII

Челнок вылетел навстречу паруснику №25, занявшему орбиту рядом с парусником №40, готовым принять новый экипаж.

Генри Белт сказал: «Господа, прошу вас не оставлять на борту никакого мусора, старой одежды и тому подобного. Нет ничего хуже, чем начинать полет в неопрятном корабле. Пока мы ожидаем разгрузки челнока, предлагаю произвести окончательную проверку и уборку».

Челнок приблизился и занял позицию, параллельную солнечным парусникам. Три человека оттолкнулись от челнока, подлетели к сороковому паруснику, следовавшему в полукилометре за двадцать пятым, перебросили тросы, подхваченные оставшимися в челноке, и стали подтягивать к себе груз – контейнеры и оборудование.

Пять кадетов и Генри Белт выступили в скафандрах в зарево солнечного света. Под ними простиралась Земля – зеленая и синяя, белая и коричневая; при виде знакомых континентов у кадетов слезы навернулись на глаза. Кадеты, перемещавшие груз в парусник №40, с любопытством поглядывали на них, не отрываясь от работы. В конце концов перегрузку закончили, и шесть человек перелетели, невесомые, через пропасть, разделявшую парусник №25 и челнок.

«Вернулся целым и невредимым, Генри? – приветствовал Белта пилот челнока. – Меня это каждый раз удивляет».

Генри Белт не ответил. Кадеты уложили пожитки и, стоя у иллюминатора, в последний раз взглянули на парусник №25. Двигатели челнока включились: казалось, два огромных паруса взлетели куда-то очень высоко.

Челнок тормозил, ныряя в атмосферу и выныривая, после чего выдвинул крылья и легко приземлился на посадочной полосе в пустыне Мохаве.

Колени кадетов подгибались – их ноги отвыкли от силы притяжения. Прихрамывая, они направились вслед за Генри Белтом к микроавтобусу и заняли в нем места; автобус отвез их к административному комплексу. Когда они вышли из автобуса, Генри Белт знаком подозвал их к себе.