Пасадена

В выходной день работники обычно уходили с ранчо — в Пасадену, посмотреть какое-нибудь представление у Клюна или скоротать вечер в бильярдной, где в бутылки из-под содовой разливали апельсиновый бурбон; заглядывали они и в публичный дом за пекарней, где простыни пахли дрожжевым тестом, а узкие комнаты, сдаваемые по часам, выходили окнами на полки, где пекарь остужал пироги с вишней. Работники покупали пироги и лепешки прямо с пылу с жару или напивались так, что уже забывали поесть; один-два человека оставляли все заработанное в публичном доме и выворачивали карманы наизнанку, чтобы заплатить за час, проведенный в постели с девицей. До вечера ранчо пустело, кто-то возвращался совсем под утро, до следующего дня Линде не нужно было готовить, целый день она могла распоряжаться собой, и ей пришло в голову, что пусть ненадолго, но она свободна.

Размолвка с Брудером почему-то вымотала ее; она ушла к себе и без сил рухнула в постель. Не успела она задремать, как в дверь постучали. У Линды екнуло сердце, она подумала, что из-за двери раздастся голос Уиллиса, и выбралась из постели, подбежала к зеркалу, поправила волосы и тут же разочарованно услышала:

— Это я, Роза.

Впервые Линда увидела Розу не в одежде горничной. Платье скучного буро-серого цвета болталось на ней как на вешалке, и Линде даже стало жалко, что ей приходится ходить в таком неприглядном виде. Единственным ярким пятном в наряде Розы был серебристо-белый цветок апельсина, который Эсперанса вышила у ворота платья. На Розе была маленькая соломенная шляпка, и все вместе — вышивка и шляпка, украшенная розовой ленточкой, — только подчеркивало ее утонченную, хрупкую, немного кукольную красоту.

У Розы был расстроенный вид, она стояла, опустив глаза.

— Мне нужно тебя кое о чем попросить, — начала она. — Помоги мне.

— А почему ты Брудера не попросишь?

— Помоги мне, — настойчиво повторила Роза. — Приходи в Центральный парк к часу, хорошо?

Она объяснила, что ей нужно кое-куда сходить, а одной не очень удобно, и, когда Линда спросила, куда же они пойдут, в глазах Розы блеснули слезинки.

— Зачем тебе я? Ты только приди в парк, ладно?

Линда раздумывала, но отчаяние Розы было неподдельным.

— Это из-за Брудера?

Тело Розы сотрясалось от рыданий, лицо сморщилось, подбородок дрожал, и Линда не разобрала, что она сказала — то ли «да», то ли «нет».

— Что мне с собой взять? — спросила она.

— Деньги у меня есть, — ответила Роза. — А больше ничего не нужно… Ничего никому не говори, Линда. Обещай — никому ни слова. А ему особенно.

— Кому?

Но Роза уже ушла.

Через час Линда вышла из комнаты и, спускаясь по лестнице, встретилась с Уиллисом.

— Лолли снова нездоровится. Не нужно было ей вчера ходить вместе с нами в рощу. Я сегодня сам по себе.

Он спросил, куда она, и, когда Линда ответила, что ей срочно нужно в город по делу, предложил:

— Давайте подвезу.

Линда отказалась под предлогом, что возьмет на ранчо велосипед. Уиллис повторил свое предложение, она снова отказала, он настойчиво повторил, что отвезет ее, и Линда послушно спустилась за ним по лестнице, вышла из парадной двери и опустилась на кожаное сиденье того самого автомобиля, который когда-то привез ее в Пасадену.

Наступила последняя суббота перед Рождеством, фонари на Мосту самоубийц были украшены гирляндами и венками, электрические огни рекламы радушно приглашали в Пасадену. Уиллис промчался мимо забегаловки, где за столами для пикников сидели подростки со стаканами апельсинового сока, девушки танцевали на ярком солнце, вокруг них крутились молодые люди, а продавец апельсинового сока был таким скучным, будто перевидел уже все на свете.

— Я остановлюсь ненадолго у «Висты», — сказал Уиллис. — Не возражаете?