Но когда открыл глаза уже в московской больнице, первое, что увидел, была она. И по сей день Людмила ухаживала за ним, выполняла все требования врачей, занималась с ним лицевой гимнастикой, выхаживала после операций. И всегда улыбка, чистое белье для Игоря, вкусная еда. Да ещё и беременность, уже видна. Как ей удалось убедить всех, что они супруги, он не знает. Но увидев себя первый раз в зеркало, сразу согласился официально расписаться. На него смотрел почерневший человек, вся щека которого была изуродована послеоперационными шрамами, челюсть не двигалась, руки в гипсе. На кой чёрт он Вероничке? Нет, нет и нет! И вот она здесь, в Красноярске. Иван Григорьевич, его замечательный начальник, доложил обстановку, рассказав, что она его ищет, что ездила в центр реабилитации, что замёрзла там, как цуцик, еле доползла до гостиницы. Что целый день ничего не ела, не пила даже кофе. И что очень её жалко, у него, старика, изболелось сердце. А парень, который ходит за ней, заметил, что у неё нет с собой тёплых вещей, и что она ничего не покупает. Может, у девочки проблемы с деньгами? И, вообще, что он думает делать? Эта девушка любит его, это же так очевидно. Может, Игорь передумает? И не будет портить жизнь себе и этой декабристке?
Игорь вызвал Анну.
– Аня, приехала Вероника. Она меня ищет. Этого нельзя допустить. Ты же знаешь, я хочу остаться в памяти этой чудесной девушки таким, каким был там, в горах. Очень прошу тебя, забери её домой, ну в гости, что ли. И расскажи, какой я паскудник. Аня, я надеюсь на тебя, как на сестру и друга. Ничего лишнего. Я не нужен ей. Неизвестно чем закончится моё лечение. А у неё вся жизнь впереди. Ну мы с тобой это сто раз обсуждали. – Он помолчал. – И купи ей тёплые вещи, от себя. Ты лучше знаешь какие. И как можно быстрее отправь домой. Пусть девочка выкинет уже меня из своей жизни. А я буду жить ради ребёнка, хоть какой-то смысл.
– Игорёшка, ну почему ты отказываешься от неё? Смотри, как у тебя всё хорошо заживает. Я сто раз говорила тебе и повторю ещё тысячу – ты не урод, а такой же красавчик, как и раньше. Твои шрамы не бросаются в глаза. И вообще, украшают мужчину. Ещё одна операция, и ты на коне. Почему ты думаешь, что Вероничка не смогла бы с тобой всё это пережить? Ведь вы любите друг друга. Я не понимаю…
– Анюта, не приукрашивай. Глаза-то у меня есть. Я очень-очень прошу тебя, сделай как я прошу. Ну, а если ничего не будет получаться, набери меня. Я сам ей скажу. – Он ещё плохо говорил, но Аня понимала его.
Она привезла подружку к себе. Рассказала, что у её брата всё хорошо, он скоро станет папой. Что Люда его бережёт, и они счастливы. И что-то ещё говорила. Вероника позвонила в аэропорт, узнала, когда ближайший рейс. Оставалось немного времени. Она напялила свитер, пообещала прислать за него деньги сразу же и направилась к двери. Обернулась.
– Я не верю ни одному твоему слову. Очень жаль, что Игорь оказался трусом и вруном. У него даже не хватило мужества позвонить мне. Не говоря уже о встрече. Я могу объяснить это только тем, что у него пострадало лицо и, возможно, что-то с речью. И очень надеюсь, что душа не задета. Я люблю его. Этого он запретить мне не сможет. И если Игорь посчитал, что я не способна быть с ним и в горе, и в радости, ну что ж, навязываться не буду. Ничего не передавай ему. Думаю, он сам всё про меня знает. Я принимаю любое его решение. Не провожай. Ещё раз, спасибо за хлеб, за соль. И за свитер. Будьте счастливы. – И ушла, дверь захлопнулась сама…
В аэропорту сидела прозрачная девушка с глазами на пол лица. Она потеряла себя, любимого, жизнь. Тупая, тягучая боль заполнила и без того беспросветное пространство её души. Сердце еле трепыхалось, руки и ноги заледенели. Какой-то парень попытался с ней заговорить, она отмерла. Что-то ответила и подняла глаза. Игорь еле успел спрятаться за колонну. Трус и врун…