Паша+Маша=?

Гуляя по набережной с детьми старшей сестры и младшей сестрой Леночкой, Вероника, носившая дитя седьмой месяц, осторожно шла вдоль реки и смотрела на воду. Был апрель, чудная погода, дело шло к вечеру. Кристина должна была забрать их и отвести к маме. У Вероники был родительский день. Сегодня её мужу придётся спать одному. По идее он должен быть уже дома. В кафе над водой громко смеялись две симпатичные девушки, а третью целовал взасос мужчина в военной форме, очень похожий на… Это был он, её Ажу. Он целовал юную нимфетку так страстно, только что не залез ей в трусы. Она вилась вокруг него, тёрлась грудью. Он посадил её спиной к берегу и стал целовать шею, грудь. Да, грудь, белую, пышную, торчащую из-под его руки. Они ничего и никого не стеснялись. Да и на аллее не было никого, в этой части набережной безлюдно, сюда уже шли на выход. Видимо, Ажу что-то почувствовал, поднял глаза и с сиськой в зубах воззрился на жену. И смех, и грех… А ей и правда стало смешно, наверное, нервный шок. Она стала хохотать, как никогда в жизни. Подскочила Кристина, она всё поняла и стала уводить сестру и детей подальше от речного разврата. Уже в машине сестра напоила свою беременную сестричку водой, и та перестала смеяться. А только всхлипывала, как будто перед этим плакала. В этот вечер она всё рассказала маме. И об Игоре, о котором она немного знала, и о последних событиях в Красноярске, и о своей жизни с Ажу. Мама ругала её за скрытность, за излишнюю самостоятельность, за замужество. Ведь мама Маша сто раз спрашивала, любит ли она этого Ажу? Ну а когда Вероника призналась, что не любила и не любит, что она просто хотела быть хорошей женой и матерью, иметь свою семью, наконец, было решено не возвращать дочь мужу. Полюбить она его не сможет никогда, пусть себе гуляет, мачо-джигит. Сложнее всех пришлось папе Паше, он ездил в дом зятя и, зло глядя в глаза его родителям, оповестил их, что его дочь не вернётся назад. О причинах пусть дознаются у своего сына. Он не стал ничего брать из вещей Вероники, они на следующий день ездили в магазин и купили всё новое. На обратном пути средняя дочь удивила отца до глубины души. Она попросила завести её к матери Ажу, та должна была быть дома одна. Заплаканная женщина сначала обрадовалась, подумала, что невестка вернулась, а потом, выслушав её, не стала комментировать, просто обняла, перекрестила и отпустила… До самых родов мальчик-попрыгайчик Ажуйчик бегал за Вероникой, как хвост. Его сестра София тоже уговаривала простить его. Но когда Вероника задала простой вопрос:” Ты думаешь, он успокоится?”, опустила глаза и больше не настаивала. Но хорошие отношения эти две женщины сохранили, держали друг друга в поле зрения.

Сразу после родов их развели, Ажу женился на своей какой-то-юродной сестре, оставил её в горах, а сам шлялся направо-налево, наезжая делать детей. Это надо было сделать с самого начала. Не экспериментировать.

А у мамы Маши и папы Паши появилась ещё одна внучка. Хорошенькая, черноглазенькая, очень похожая на своего биологического отца. Ну что делать, гены. Этот отец особенно не интересовался дочерью, у него были более важные интересы, да и бог с ним. Дед справлялся на “ура". Гулял, кормил, купал маленькую Машеньку, давая большой Маше возможность закончить начатое – к новому году запускался новый цех по производству ширпотреба, так нужного тогда нашим людям. Веронику отпустили в свободное плавание, она организовывала праздники, музыкальные вечера, концерты. Особенно, детские. Но кормить своё чадо приезжала по расписанию, до обеда всегда была дома, а вечером – на передовой.

Аня позвонила и поздравила с рождением дочери. Откуда узнала? Передавала привет от Ивана Григорьевича, от воспитательниц и учителей. Она работала на том месте, которое предлагалось когда-то Веронике… Про Игоря ни слова. Но когда она лежала ещё в роддоме, ей передали огромный букет любимых ромашек и смешного дельфина, в зубах которого была табличка – “Счастья тебе". Дельфин, талисман их счастья с Игорем. Неужели от него?