Паштет

Дед испуганно зыркнул глазами в разные стороны, осуждающе помотал головой и приложил узловатый палец к криво сросшимся губам.

— Все понял, по имени не называю! Я его застрелю! — согласился попаданец. И взял в руки ружье, которое отставил в сторонку во время трапезы. Показал, что прицеливается и громко сказал: "Бах-бабах!" Удивился тому, насколько браво это у него получилось, палить в медведя ему раньше не приходилось и, в общем, он опасался этого зверья. Но вот что-то понесло.

Колхозник в лаптях внимательно посмотрел на двустволку, одобрительно поцокал языком и — чего Паша не ожидал — согласился, кивнув головой. После чего вытащил несколько бочонков пустых, но густо пахнущих, уложил на колоду отвергнутого пашиного птица, подкинул в огонь поленьев и сучьев, за которыми сходил в лес тут же. Огня они не дали, только тлели, но получалось, что если зверь встанет у туесов или начнет жрать твердокаменную птицу, то будет подсвечен. Вроде как медведям положено огня бояться, но тут Паштет не стал умничать, в конце концов если косолапый испугается огня, то просто Паша сэкономит два патрона.

В конце концов надо налаживать отношения с местными, это всегда полезно, а опыт Паштета говорил без обиняков, что выгодные деловые отношения крепят дружбу сильнее, чем пустые обещания. Как говаривали в этом времени: "Блат сильней наркома!"

Опять же надо будет попробовать в полевых условиях переснарядить пустые гильзы, не век же таскать с собой пули, дробь и порох с капсюлями. В конце концов надо бы оружие себе получше надыбать, двустволку же выгодно можно пристроить местным колхозанам, да тому же пчеловоду с рубленой мордой ружьишко очень пригодится. А вот себе Паша с удовольствием бы нашел что-нибудь поубоистее по военному-то времени. Еще бы понять — а что хотелось бы поиметь — то, что понадежнее или наоборот — то, что в покинутом времени будет подороже стоить. И получалось, что вполне себе практичный пистолет-пулемет как раз стоить будет куда меньше, чем тот же Лехин раритетный карабинчик.

Без кучи точных сведений вроде как ломиться к Сталину и смысла нет, но тут Паша решил не суетиться — пока расклад неясен вовсе. как ни прислушивался — не слыхал ни пальбы, ни пролетавших самолетов. Может тут и немцев пока нету? Или фронт стороной прошел? Лёха особо отмечал, что на иных дорогах следов боев, гнилых трупов и рваной техники было чуть ли не сплошняком, а иные были девственно чисты и ничего, говорившего о том, что в стране идет мясорубка титанических масштабов, и в помине не было. Так что нечего танкам и авиации в этой глухомани делать, это-то понятно. Доводилось читать, что даже в 1942 году не все еще знали, что война идет, попадались такие лесовики партизанам.

Так вот — какое оружие Паштет себе бы хотел? Он и сам бы сейчас не сказал. Конечно, возвращаться через пару месяцев лучше с тем, что поценнее, но эти два месяца надо еще прожить, а сидя в дремучем вековом лесу ничем особо и не разживешься. А полезешь на коммуникации немейкой армии — так не факт, что уйдешь с добычей, а не останешься там валяться в канаве в виде кучи гнилого мяса и рваных лохмотьев.

Засаду дед устроил простую — приоткрыв тяжелую дверку из тесаных топором плах и подперев ее изнутри обрубком бревна. Паша сообразил — это чтоб медведь не смог в землянку вломиться, если что. Щель позволяла прицелиться, тлеющий костерок света давал мало, но вполне высвечивал силуэтно туеса и бочонок. Собаченция привычно свернулась в клубок, дед уселся даже не глядя в проем, а когда Паштет спросил его — "типа, а как зверя увидим?" кивнул на собаку. Паша понял, что звоночек — вот лежит, учует явно первой.

Приготовился ждать и неожиданно для самого себя уснул. И тут же проснулся от невежливого тычка в бок. Ошалело огляделся, с трудом разбирая в тьме кромешной что да как, и не сразу спросонья поняв где находится. В землянке была настоящая тьмутаракань, разве что собачонка рядом чуток была видна — встопорщенная, ощерившеяся и зло ворчавшая. Шевельнулся кусок менее темной тьмы — дед тут тоже, бдит.

А на полянке у совсем уже потухшего костерка возилось что-то живое. Хрустело нахально, громыхнуло деревянным стуком, ворочая бочонок. Паштет пригляделся повнимательнее, аж глаза заслезились. Вроде уловил движение в тех крохах света, что в пепле еще мерцали, аккуратно взвел курки, просунул двустволку в щель, приноровился — и бахнул дуплетом!

Весь мир — в труху! Взвизгнула за спиной девчушка, потрясенная собака очумело метнулась в глубину жилья вереща что-то вроде "айяйяйяйяйуиииии!!!" забилась там с треском и шумом поглубже, а дед выдал что-то восхищенно-матерное на орочьем языке, наверное, потому как кроме интонации ничего Паша не понял в водопаде култыхающихся звуков. Все вместе это прозвучало новаторским саундтреком, еще барабаны поверх наложить — цены не было б! Честно признаться — и сам Паша вздрогнул от такого шума.