Паштет

— И что подумал? — уточнил вопрошающий, заметив, что остальная публика поскучнела, как обычно бывает, когда уважаемый ветеран рассказывает свою историю в стопятисотый раз тем, кто ее стопятьсот раз уже слышал.

— Пленных же из Сталинграда вывозили поездами. Там была ветка временная.

— Погоди, я видел пешие колонны много раз на фото и в кино.

— Так пешие — это пока шли в зоне сплошного уничтожения — та же немецкая артиллерия работала по целям до последнего. Потому желдорветки — они вне зоны действительного артогня были. Вот туда пешком. А оттуда — на поездах. Нуу, я узнал, где была станция временная, в глубоком уже тылу, там и работал. Везут-то по спискам, по счету. На каждого пленного положен паек. Строгая отчетность. А пленные там были доходяги, сам, наверное в курсе, что им официально выдавалось приказом Паулюса последние две недели по 50 грамм сухарной крошки. А неофициально — многие и этого не получали. Опять же воды нет, холод собачий — обезвоженные, обмороженные, с дизентерией и туляремией, короче говоря — умирающие лебеди. После первого перегона часть в вагонах дохла. Их сгружали на этом полустанке, паек выдавали оставшимся по счету, а выгруженных в степи прикапывали. Неглубоко, мерзлая степь — это что-то. А дальше наши пошли вперед, ветку эту похерили, шпалы и рельсы долой — и все. Остался скотомогильник на пустом месте. Вот там я хорошо поработал, много всего было. А, забыл добавить — вшивые они были все поголовно, причем так, что на остатках одежды прям россыпи хитиновые были — вздохнул Капелла.

— Эта дрянь вообще хорошо сохраняется. Ребята в Белоруссии недавно нашли пару сотен померзших наполеоновских гренадеров — так там то же самое — добавил один из безлошадных.

— Странно, в Белоруссии же запрещено это вообще? — спросил его приятель.

— При строительстве нашли, потом уже археологией дорабатывали, так можно.

Немного помолчали. Приложились еще к клюквенной.

— В Белоруссии копать до Батьки было лихо. А сейчас — почти как в Германии — грустно сказал самый молчаливый из компании.

— А что в Германии? — удивился Паштет.

— В Германии места боев официально приравнены к кладбищам. Копнул окопчик — тут же тебя полицаи за задницу. И штраф будет — мама роди меня обратно! Я там чудом не влетел, хорошо успел лопату утопить, да и то они мне долго голову морочили, но доказать ничего не смогли. А местечко по всем признакам было хабарное. Повезло, не ущучили, а то бы распахивай кошелек нараспашку.

— Это сколько?

— Полтонны евро…

— Странно, видывал я интервью с каким-то немцем, так он копает вовсю, вроде и родственников ищет — и никто его не сажает и не штрафует. Запомнилось, что он толковал, что по зубам определяет — советский или немецкий — у наших, дескать, зубы стертые и хуже — заметил Паштет.

— Нуу, там все просто. На государственной земле копать запрещено. Совсем и вообще. А на частной — можно, если с согласия хозяина. Но потом проблемы будут с захоронением и так далее. Мой приятель нашел в лесу фрица, так его потом полицаи засношали. Хотя там и каска была и сапоги и подсумки. В общем, отношение такое, как у наших полицейских будет, если ты к ним труп свежий притащишь в мешке. Без восторга отношение, кислое.

— А что — у наших и впрямь зубы стертые? — спросил Паштет.

— Нуу, это случай так называемого вранья. Где двадцатилетний, интересно, сумеет зубы так стереть в свой возраст? В РККА все в основном молодые были. Не фольксштурм с 70 летними пердунами. Просто принято у наших зарубежных друзей, когда они о нас говорят, хоть какую-нибудь какашечку подпустить. И это — хорошо! — неожиданно закончил свою речь Капелла.

— Почему? — удивился не только Паштет.

— Позволяет соблюсти моральное спокойствие и получать удовлетворение от результатов копа. Когда знаешь. что копаешь всякую сволочь, которая и сейчас нас ненавидит, то не возникает коллизий, если вы знаете такое слово. Хотя сильно сомневаюсь, зная ваш культурный уровень.

— Сам-то не академик — огрызнулся один из безлошадных.

— Мужчина, вы были в Сургуте? А в Сучане? Нет? Нууу, что тогда с вами говорить… — пристально посмотрел Капелла на собеседника.

— Сам-то ты был? — засмеялся Петрович.

— Нет, конечно. И что это меняет? — вопросительно задрал бровь Капелла.

Копари заржали.

— Не знаю, как в Сучане, а под Берлином я бы покопал с удовольствием — мечтательно сказал Петрович.

— Не понял что-то — а почему под Берлином? Там боев-то не было — удивился Паштет. Тем более удивился, что читал про Битву за Берлин и что-то там не попадалось про бои под Берлином. В самом-то городе — да.

— Шутишь? — удивился Петрович.

— Не, я серьезно.