Паштет

Паштет башкой вертел и удивлялся. Лагерь раскинулся вольготно, размерами — глазом не окинуть — удивлял. Громадный! Народу тут было — ну, точно — тысячи. Сначала огнестрела попадалось очень мало, потом пошли одинаково одетые в серые длинные кафтаны мужики. У некоторых на головах — железные шапки-котелки. Только без дужки, а то прям хоть сейчас кашу вари.

Спросил ехавшего рядом Хассе. Тот усмехнулся, сказал, что это московские стрельцы, их вот так одинаково одевают. Тоже мушкетеры и неплохие в деле — признал великодушно.

Оставалось только остаться в непонятках — помнил же, что стрельцы в красных кафтанах, все поголовно, а тут — серые. Потом еще в голубых кафтанах попались на глаза. Альтернативная реальность? Похоже на то, потому как описать московитскую одежду Паша бы не взялся. И вроде не такие коричнево-серо — черные, как его соротники, у московитов красный в чести, много тут этого цвета. Но какое все необычное по виду! Картинки раньше видал привычные, а тут — проехала кучка всадников — ни одной одинаковой шапки! Все такие вычурные, что и не нарисуешь. И запахи разные в нос лезут, то конским потом, то кожей, то дымком костров. А то вдруг — кашей с луком и салом.

Подъехал конный, весь в черном, Геринг тут же заговорил с ним. И на удивление тот ответил по-немецки же. Спросил — ругодивские ли немчины? Хауптманн отрицательно помотал головой. Черный всадник кивнул, показал рукой в черной перчатке с раструбом направление, велел найти Гьюрия Францешбенка. Почему-то показалось Паше, что этот черный — не русский, хотя и немецкий ему не родной. Тронулись туда, куда показал.

Паштет понял, глядя вокруг, что вроде как и все в армии — внешне на первый взгляд хаос и неразбериха, а на деле и караулы стоят и патрули видны и посыльные из штаба вишь ездят. И публика не бездельничает. И структура лагеря стала проясняться.

Спрашивали по пути еще несколько раз. Понимали их, кто нужен, показывали куда идти, разве что искомого начальника по-разному величали, кто говорил Георг Францбек, кто Юрий Фаренсберк, а последний солдапер — явно своего, тоже немецкого вида, надулся и гордо поименовал начальника герром Юргеном фон Фаренсбахом. Геринг хмыкнул и вскоре уже его рота размещалась в указанном месте. Пока Паша возился со своей палаткой, Хассе сходил "понюхать воздух", то есть на разведку, пообщался с компатриотами и принес свежие новости.

— Нас тут два отряда немецких получается, мы сбродные, да ливонцы. Сбродом командует опять же ливонец из рода Фаренсбахов, а ливонцами — московит Шарапов — доложил расклад сил канонир.

— А наш хауптманн как? Его старшим не поставят? — удивился Паша.

— Шутишь, полагаю? И род совсем никакой, да и московиты его не знают, а род фон Фаренсбах — даже я про них слыхал, так что московиты ему предпочтение отдадут несомненно. Он у них тут уже два года… околачивается.

— Что то ты странное сказал. Он у них два года на службе?

Хассе усмехнулся иронично.

— Можно и так сказать. Он в Москве в тюрьме сидел. А потом решил, что армия лучше тюрьмы.

— И за что ж его в тюрьму? — совсем запутался попаданец.

— За грабежи. Нет, не по ночам на улицах, хотя дворяне и так веселятся часто, особенно если кроме шпаги и жрать нечего. Он все же солидного рода. Въехал он сюда в Московию главой охраны посольства дворянских корпоратий Вика и Эзеля, по старой привычке стал все брать у крестьян не платя, а тут у московитов такое не проходит даром, они тут же бравого начальника взяли под стражу — и в тюрьму за любовь к дармовщине. Скупой, значит. Это не очень хорошо, наверное, постарается и нас облапошить. А пошлют нас в город Сертпухоф. Не знаю, где это. Говорят — большой. И самое хорошее известие — пушкарям двойное жалование московиты платить будут, лишь бы денежки к кожельку бравого Юргена не прилипли, бывает такое у дворян.

— Воры они? — усмехнулся Паша.

— А ты как думаешь? Они считают, что дворяне из другого теста и потому всех топтать могут, кто происхождением ниже. Но поверь мне, Пауль, после выстрела из пушки трудно отделить потроха высокородных дворян от кишек всяких простолюдинов. Видел не раз — совершенно одинаковая людская требуха у всех. Потому они нас, людей пороха, огня и грома не любят, что мы легко видим — какая она у них — требуха. И нам их латы не преграда! Пушку пока нам не дадут, надо еще смотр проходить, завтра как раз под опись пойдем. Так что можешь точить свой тесак и скажи слуге — чтобы все снаряжение сияло. Да, а почему у тебя нет кожаного колета? Я понимаю, что дорогой железный нагрудник пройдоха Маннергейм тебе не дал, но уж колет от Шредингера точно остался! Иди, требуй!

Паша послушался и попытался выдрать у скареды — каптенармуса полагавшуюся одежду. Швед юлил и объяснял все чудом чудным — вот только вчера колет был — а сейчас нет. А до того, как вчера нашелся — так тоже не пойми куда задевался, просто чертовщина какая-то!