Паштет

Дома бутылки от пива стали скапливаться в удвоенных, а то и утроенных количествах, раньше звенящие пакеты с ними Павел выносил по понедельникам, а теперь приходилось делать это куда чаще, иначе войти в квартиру приходилось по узкой тропке. Зато в качалку ходить практически перестал, стало лениво потеть с железом. Бесился из-за каждого пустяка и пару раз неожиданно для себя влезал в дурацкие драки, вспыхивавшие на ровном месте. В общем все как расписано. Был бы Павел американцем - он бы живо пошел к своему психотерапевту, тот бы прописал кучу антидепрессантов, и Паша, лопая их горстями за обе щеки, так, чтоб за ушами трещало, быстро бы отупел и заовощел, после чего его бы уже такие высокие материи перестали бы волновать.

Но на свое счастье Паша американцем не был и потому продолжал воевать с раздраем в своей душе как умел, в одиночку.

В очередной воздушном рейсе, когда он сидел, напряженно вцепившись пальцами в поручни кресла, сидевший по соседству аккуратный старичок поглядел на него умными глазами и негромко заговорил странное:

- Иду как-то с домашними по Московскому проспекту и как-то отстал от своих, то ли загляделся на кого-то, то ли в витрину засмотрелся. Надо догнать, решил срезать. Сам себе удивляюсь - Московский прямой как стрела, но тем не менее поспешил в проулок.

Идет в одном со мной направлении много мужчин - молодых, крепких. Одного зацепил по ноге, поворачивается, ругаться начал. Негр оказался, несколько рядом - тоже негры. Тот, кого я зацепил, полез драться, я его в общем заблокировал, он рыпается, а я кричу остальным мужикам: "Помогите, негр драться лезет!", но от нелепости ситуации получается несерьезным, этаким шутовским голосом. Остальные рассмеялись, негра раздражительного от меня оттащили, успокоили, идем дальше. Все эти парни по лесенке куда-то в здание заходят, кроме одного, который стоит и бурчит: "И зачем нам, офицерам, встреча с художником авангардистом? Что он нам полезного расскажет?", а я ему кивнул и дальше - мои домашние ведь уже меня спохватились, ждут, волнуются, а я тут ерундой занимаюсь. За угол повернул - опять удивился. Шел-то по Московскому только что весной - а тут вдруг зима! И я босиком по снегу иду. И мысль первая - наверное - это сон. Но во сне не чувствуешь специфический запах, которым негры отличаются от белых и ноги не мерзнут и снег не скрипит и стенка шершавая под ладонью не ощущается так реально. И главное - во сне нет критического мышления, там все воспринимается спокойно, а тут меня все время смущает странность, которую я и ощущаю. Я прекрасно понимаю, что Московский проспект - прямой и срезать не получится никак. И что зима после весны - не бывает, хотя у нас в Питере, вообще-то всякое случается, но тут - сугробы и лед на речке на которую я вышел. То есть я понимаю, что нахожусь где-то, но не там, где привык. И здесь - Московский проспект тоже есть, но он идет дугой, что опять же странно.

Посмотрел на речку - без набережной, и здорово все это напоминает район Ульянки - советские новостройки, спальный район, знаете ли. И ноги свои жалко - не привык я по снегу босиком бегать, неуютно как-то. Понятно, что до своих, которые меня на Московском проспекте ждут, отсюда только на метро добраться можно. Смотрю, следом пара пожилая по узкой тропинке переваливается. Я у них и спрашиваю: "Как пройти в метро?"

Мужик только глянул хмуро, а его спутница рукой показывает и объясняет, что за то здание свернуть - там как раз будет метро, с седьмого этажа вход. Пошел по льду, сам удивляюсь, с чего это вход в метро на седьмом этаже, это ж как потокам пассажиров добираться? Нет, определенно что-то все не так, ребята. Но лед под ногами холодный, мокрый, скользкий, ветер пронизывающий. Пока раздумывал, что это меня на метро заклинило, вижу вдалеке в просвете между зданиями шпиль Петропавловки. Хорошо узнаваемый, освещенный привычно прожекторами, но совершенно не на месте. Но я обрадовался, бегом туда, от ориентира-то такого я что угодно найду, я же еще из ума не выжил, город отлично знаю издавна. Я вам не мешаю своей болтовней?

- Нет, что вы - деликатно ответил воспитанный Паша. Как ни странно, этот нелепый рассказ отвлек от тягостных мыслей и даже немного развеселил. Паштет решил, что сосед тоже боится летать, очень часто страх заставлял людей болтать неумолчно и Паше много чего приходилось выслушивать от случайных соседей. Иногда это напрягало, иногда злило, реже - развлекало и облегчало полет ему самому. Сейчас скорее всего получалось третье, потому Паша благосклонно покивал.