Паштет из соловьиных язычков

– Да, – приходя в себя после припадка ярости, согласился Лукулл. – Купил парочку. Один из них, кстати, чудесно готовит в печи свиную матку с нерожденными поросятами…

Он задумался на секунду, решив, видимо, тему не менять, и продолжил:

– На следующее утро я осмотрел квартал и узнал, что все соседи продали свои дома тебе. Причем за бесценок, так как они обгорели. А обгорели они очень интересно. С виду – страх! А на самом деле – сильно не пострадали. Надо же, какой профессионализм! Тушить избирательно. Да это уже искусство!

Красс, не выдержав, рассмеялся.

– Смеешься? – поинтересовался Лукулл. – Смейся. Только не забудь своему скоростному вольноотпущеннику награду выдать.

– Выдам, – пообещал Красс. – Так ты продашь мне этот горелый дом?

Лукулл спросил, за сколько хочет купить горелое место Красс и, узнав цену, ответил:

– Нет.

– Зря, – сказал Красс. – Там пепелище. Больше, чем я предложил, за это место никто не даст.

– Еще как даст, – не согласился с ним Лукулл. – И дашь именно ты.

– Правда? – голос Красса был полон иронии. – Ты уверен в этом?

– Да. Мой горелый дом сейчас окружен твоими доходными строениями. Я расчищу место и размещу там питомник для лисиц. Их будут лупить по ночам палками, чтобы они верещали и не давали спать твоим постояльцам. И еще будут сдирать с них шкурки, выделывать их в чанах с солью, и вонь от этого промысла заставит сбежать всех жителей твоих новоприобретенных домов.

– И меня ты называешь барыгой? – опять рассмеялся Красс.

Через полчаса они договорились о цене, и выпили по чаше вина. Лукулл, уже порядком захмелевший, вдруг спросил у Красса:

– Послушай, Марк, зачем ты внес в проскрипционные списки моего отца? Ведь я тогда был на той же стороне, что и ты. Ведь я человек Суллы. Как и ты… Зачем?

Видимо, этот вопрос не давал ему покоя более двадцати лет.

Тогда Красс занимался проскрипционными списками, обрекая на казнь сторонников Цинны и Мария. Но достаточно большая часть имущества репрессированных граждан Рима доставалась ему лично, что и составило костяк его нынешнего состояния.

Он включил в проскрипционные списки и отца Лукулла, мудро (или трусливо) не примкнувшего в свое время ни к одной из партий, но Сулла, обнаружив это, надавал Марку по рукам, и лично вычеркнул Лукулла-старшего из списков, поскольку знал, что Лукулл-младший был самым верным его сторонником, и находился в данный момент в Греции, где формировал боеспособный флот.

– Ничего личного, – сухо ответил Красс.

Было видно, что вопрос ему неприятен. Но Лукулл не отстал.

– Не понимаю, – сказал он. – Ты сражаешься в Италии вместе с Суллой. Я держу тыл, направляя для армии продовольствие, пополнение, прикрываю, наконец, вас сзади. И потом мой отец вдруг оказывается врагом народа?

– Моих отца и среднего брата зарезали на портике как баранов, – спокойно сказал Красс. – Наше имущество отобрали. Я восемь месяцев скрывался в одной из иберийских пещер, а потом сражался, находясь в первой легионной линии, желая отомстить за смерть близких мне людей. Твой же отец заперся в своем доме и не примкнул ни к одним, ни к другим. Отсиделся, одним словом. Вот и все.

– А еще у него было что отобрать, – добавил Лукулл сладким голосом.

– А вот это как раз ни при чем, – сказал Красс.

– Еще как при чем, – не поверил Лукулл.

Он потянулся рукой к столу и придвинул к себе две серебряные чаши, наполненные странными круглыми ягодами темно-рубинового цвета. Одну из чаш он взял себе, а вторую протянул Крассу.

– Что это? – спросил Марк, осторожно принимая чашу.

– Сия ягода называется вишней, – ответил Лукулл. – Я вывез несколько маленьких деревьев из Армении, посадил здесь и вот – урожай. Попробуй, очень вкусно.

И он, зачерпнув горсть ягод, отправил их себе в рот.

Красс осторожно взял пальцами одну ягоду, сунул в губы и сразу же сжал ее зубами. В беседке раздался хруст и Красс, вскрикнув, ухватился рукой за челюсть. Из уголка его рта потекла ярко-красная струйка и тут же, повиснув в воздухе, рассыпалась каплями по серой тунике незадачливого поедателя деликатесов.

– Што, костошка? – прошамкал полным ртом Лукулл. – Ижвини, жабыл предупредить.

Красс осторожно вынул вишневую кость изо рта и от злости сжал ее пальцами. И здесь случилось нечто. Косточка, как выпущенный катапультой снаряд, вдруг выстрелила из руки Красса и со свистом впечаталась в тогу Лукулла как раз в самом центре его большого живота. Богатая одежда триумфатора окрасилась алым цветом.

– Хе! – воскликнул Лукулл, выплевывая изо рта целую горсть косточек. – Клянусь Сатурном, не умеешь ты с вишнями обращаться. Варвар убогий!