Пасьянс на красной масти

Он достал из сумки еще денег, бросил их на стол, и мы удалились, оставив за своей спиной оторопевших официантов, растерянного Николашу, пьяного Пахом Пахомыча и толпу поспешно одевавшихся у столика девушек. На других посетителей я даже не решился оглянуться.

2

— Езжай-ка в «Корону»! — сказал Виктор своему водителю, когда мы снова оказались в машине.

— Может быть, прервемся? — предложил я. В ответ он только укоризненно глянул на меня. Он явно ощущал себя лишь на старте приключений.

«Корона» была мрачным ресторанчиком на отшибе, пышно именуемым ночным клубом. В отличие от других заведений подобного рода она работала круглосуточно и без выходных. К тому же здесь для привлечения посетителей показывали стриптиз.

— С Николашей ты мог бы и помягче, — попенял я Виктору.

— А почему я должен с ним церемониться? — высокомерно осведомился Виктор. — За что его уважать? За его папашу? А я и папашу его не уважаю. Вор, хитрец и скряга. За деньги удавится. За должность продаст жену родную с сынком в придачу. Интересных людей вообще можно по пальцам сосчитать. Основную массу составляет планктон. Едят, пьют, спят, совокупляются. Ни чувств, ни мыслей. Можно ли любить планктон? Или ему сочувствовать? Глупо!

Он наклонился вперед и потеребил водителя. .

— Скажи, зачем ты живешь? — доброжелательно спросил он, как будто интересовался, который час.

— Не знаю, Виктор Эдуардович, — растерялся тот. — Так просто живу. Как все.

Виктор с удовлетворением откинулся на сиденье.

— Вот, пожалуйста, — презрительно подхватил он. — Спроси на улице тысячу людей, и они ответят тебе то же самое. Чем они отличаются от водорослей? Тем, что умеют разговаривать? Да, может, лучше бы не умели!

— Пример не самый убедительный! — возразил я. — Задай такой вопрос в понедельник на совещании наших директоров, и они тоже не найдутся, что ответить!

— А я, знаешь ли, не ботаник! — капризно оттопыривая губу, отозвался Виктор. — Я в планктоне не разбираюсь! Водоросли они и есть водоросли! Кто из них министр, кто дворник, какая разница! И по половому признаку растения не делю. Мне все едино! Беда в другом! — вздохнул он. — В том, что это и есть самая главная тайна, которую я, наконец, понял. После всех своих подглядываний и подслушиваний!

Он прервался и замолчал, растирая себе виски.

— Так что же это за тайна? — потеребил я его, опасаясь, что он опять провалится в давешнее депрессивное состояние.

— Тайна в том, что никакой тайны у людей нет! — объявил Виктор. Он произнес эту банальность так, словно сообщал о великом открытии, способном перевернуть мироздание. Я даже не нашелся что ответить.

— Не понимаешь?! — сочувственно покивал головой Виктор. — По глазам вижу. Молодой еще, глупый. — К слову сказать, он был всего лет на пять старше меня. — Беда, что мы окружены планктоном. И кроме него, ничего другого в мире не существует! Никаких других людей, кроме этих! Вот от чего мне так пресно! Вот почему я места себе не нахожу!

— Как же так? — удивился я. — Ты же мне только что рассказывал…

— А что я тебе рассказывал? — перебил он. — Об особенностях растительного организма? Та водоросль спит больше, та жрет иначе. Вот и вся разница! Оболочка, может, и разная. Сущность та же. И все! Одна только физиология! Какая скука!

Я посмотрел на него внимательнее. Он не рисовался. Судя по его лицу, ему и в самом деле было скверно. Он взмахнул рукой, словно отгоняя неприятное воспоминание, которое могло его захлестнуть.

— Может быть, дело все-таки не в людях, а в тебе? — предположил я.

— Конечно, во мне! — воскликнул Виктор нетерпеливо. — В том, что я не совсем планктон! Так уж получилось. Не по моей воле! Я бы, может, много отдал, чтобы жить, как они. Чтобы не мучиться непонятно чем. Представляешь, какой бы я был счастливый с моими деньгами-то! Ешь что хочешь, пей что хочешь, люби кого вздумается! Вот она, мечта миллионов! А мне — иное надо! Мне что-то другое подавай! А что? Я и сам не знаю! Существовать среди планктона мне невыносимо. А другого ничего на земле не обитает!

Он прикрыл глаза и покачал головой из стороны в сторону, как будто все еще не мог поверить открывшейся ему правде. Потом вдруг встрепенулся и придвинулся к моему плечу.

— Помнишь, ты осенью все ко мне приставал насчет тех ребят из спецназа, которых я прячу и деньги им плачу? — горячо зашептал он мне на ухо. — Ты все выведать хотел, кого я убить замышляю: Вовку или тебя! Да помнишь, конечно! Вы тогда меня чуть в ответ не убили!

Он впервые заговорил со мной об этом так ясно и просто. Мне сразу стало жарко. Я даже взмок.

— Мы не собирались тебя убивать, — пробормотал я севшим голосом, пораженный его откровенностью.

— Собирались! — возразил Виктор тем же шепотом. — Просто вам смелости сразу не хватило, а потом все замялось. Дело не в этом! Дело в принципе! Ты мне в принципе ответь: почему планктон нельзя убивать? А? Как сорняк! Взять и вырвать!

— А решать ты будешь, какой сорняк вырывать: меня или Вову? — преодолевая вспыхнувшую ярость, спросил я. — Или сначала с нами посоветуешься? Да нет, зачем тебе! Ведь ты же один — не планктон!