И Нижне-Уральск вздрогнул от новых бандитских войн. Всю зиму здесь убивали в среднем по три человека в неделю, не считая коммерсантов. К весне ситуация обострилась, и в войне наметился перелом. Ильич не сумел уничтожить Ломового сразу и теперь нес тяжелые потери. Несколько бесхозных бригад примкнули к Ломовому, который обещал им справедливый раздел завода и демократию на «стрелках», где раньше слово Ильича было законом.
Перехватив инициативу, Ломовой перешел в наступление. Он сумел купить верхушку местной милиции, в целом лояльно относившейся к тому, что бандиты выполняют ее работу, истребляя друг друга. Ваню исключили из списка особо опасных преступников, находящихся в розыске, что позволяло ему открыто появляться в городе и лично давить на бандитское сознание. Ильич же под угрозой убийства или тюрьмы вынужден был проявлять осторожность и постоянно прятаться. За обоими главарями шла беспрерывная смертельная охота.
На фоне уличных взрывов, беспорядочной стрельбы и завывания милицейских сирен в Нижне-Уральске месяц назад начались выборы главы города. Могущественная администрация автомобильного завода была на стороне действующего мэра Анатолия Силкина, доказавшего в прежний срок свою покорность. Ильич, не успевший обзавестить собственным кандидатом, в политический процесс не вмешивался.
Зато Ломовой участвовал в нем активно, причем на пару с Хасановым, который владел интересующими нас акциями. Хасанов был главным финансовым источником враждебных Ильичу банд. Через его фирмы осуществлялась торговля автомобилями, которые отгружали с завода бригады Ломового.
Хасанов и Ломовой готовились к захвату города и поставили на Рукавишникова, который был депутатом губернской думы от Нижне-Уральска. Видеть Рукавишникова мэром хотел и губернатор. Его бесила независимость заводской администрации. Но поскольку вмешаться открыто он не мог, как бы ему ни хотелось, да и помогать своим ставленникам он привык чужими руками, то он обратился с соответствующей просьбой к Храповицкому.
Пренебречь указанием губернатора было бы не корректно, но бороться за чьи-то интересы без всякой для себя выгоды мы не собирались. И Храповицкий, в свою очередь, поручил мне встретиться с Хасановым и провести с ним вежливые, но ни к чему не обязывающие переговоры.
Поэтому свои сегодняшние встречи мне предстояло начать с Хасанова, о чем я заранее и договорился с ним по телефону.
3
Главный офис Хасанова располагался на окраине, на стадионе, который он по бросовой цене купил у города, пообещав вкладывать деньги в развитие массового спорта. Не знаю, где после этого развивался спорт и занимались ли им нижнеуральские массы. Но на стадионе отныне проводилось лишь одно состязание — в розничной торговле.
Большая часть административных помещений сдавалась теперь Хасановым в аренду под коммерческие ларьки, продававшие все подряд: от сигарет и поддельного коньяка до пестрого копеечного тряпья с фальшивыми этикетками известных дизайнеровских фирм. Стадион превратился в дешевый рынок, и, несмотря на его отдаленность от центра, здесь всегда крутилось довольно много народу.
Стоянки для машин перед стадионом не было, и автомобили у входа бросали как попало. Тут же валялись груды мусора: раздавленные помидоры, кожура от бананов, пустые бутылки и мятые бумажные пакеты, плавающие в зловонных лужах. Оборванные и чумазые цыганята попрошайничали поблизости, приставая к прохожим.
Сам Хасанов, брезгуя своим доходным детищем, занимал два этажа в дальнем крыле с отдельным входом.
Запущенные грязные коридоры и обшарпанная лестница явно нуждались в ремонте. Зато, попадая на второй этаж в приемную Хасанова, вы сразу получали представление о размахе хозяина. Приемная была огромной, с паркетным полом, широкими кожаными диванами темно-коричневого цвета глубокими креслами и двумя низкими столами. На столах небрежно лежали цветные журналы, невзначай раскрытые на статьях, повествующих о разнообразной деятельности Хасанова на поприще бизнеса и благотворительности, обильно сдобренные его фотографиями. На большинстве фотографий он был с телефоном. Этот ракурс наши лишенные фантазии фотографы обычно выбирают, когда хотят придать объекту важности.
Жеманная секретарша, с лопавшейся на пышной груди блузкой, сидела за полукруглым столом, заставленным всевозможной компьютерной техникой. Она осведомилась о моей фамилии и должности. Однако, записав и то и другое в блокнот, с места не сдвинулась, как будто интерес к моей персоне диктовался ее природным любопытством, а не необходимостью докладывать о моем прибытии начальнику.
Кроме меня в приемной уже терпеливо дожидалось несколько человек, судя по озабоченным лицам и папкам в руках, коммерсанты или подчиненные.
Расположившись на диване, я обратил внимание на сдвинутые в угол коробки, перевязанные праздничными ленточками, сваленные в груду картины в рамах и несколько корзин с цветами. Видимо, Хасанов сегодня принимал подарки по случаю какого-то торжества.