Пасьянс на красной масти

— Третий день! — В голосе парня звучало непонятное торжество. — Представляешь, целые кварталы загибаются!

Он вывернулся из Гошиных рук и исчез в толпе.

— Мы-то тут при чем?! — возмущались между тем водители. — Мы, что ли, у вас воду забираем?!

— А кто же еще, как не вы! — надрывался инвалид. — Вы вона на машинах ездите, значит, с вашим Силкиным вместе воруете! А на народные страдания плевать хотели. Хоть мы тута все от грязи подохнем!

— Уйди с дороги, псина! — рявкнул на инвалида широкоплечий детина в прилипшей от пота к спине клетчатой рубашке. — Уйди, а то башку сверну!

Он даже замахнулся на инвалида кулаком. Тот словно только этого и ждал.

— Ударь калеку! — взвизгнул он с какой-то готовностью пострадать. Даже подпрыгнул. — Я за тебя жизнь в Чернобыле отдавал, здоровья лишился!

Толпа загудела и качнулась вперед. Гоша обернулся ко мне в растерянности.

— Что будем делать, Андрей Дмитриевич?

Я не ответил. У меня мелькнула догадка, которую необходимо было проверить. Я вернулся к машине и набрал номер мобильного телефона Бомбилина. Ответили мне не сразу. Потом я услышал незнакомый мужской голос, грубо сообщивший мне, что Бомбилин сейчас занят. Я назвал свою фамилию и потребовал, чтобы его отыскали немедленно. Минут пять я ждал.

— Ну, — раздался, наконец, недовольный голос Бомбилина. — Что там у тебя стряслось?

— Это ты митинг устроил? — осведомился я, еле сдерживаясь.

— А кто же еще! — гордо хмыкнул Бомбилин. — Остальным-то до простых людей дела нет!

— Мне нужно срочно попасть в центр! — в отчаянии потребовал я.

— Пешком иди, — невозмутимо посоветовал Бомбилин. — Тебе полезно будет. А то ты, небось, и забыл, как пешком ходить. Ездишь себе, одеколоном пахнешь. А у людей уже вши заводятся!

— Ты часом не забыл, на чьи деньги ты тут демонстрации организовываешь?! — прошипел я в трубку.

— Да подавись ты своими ворованными деньгами! — раздраженно ответил Бомбилин и отключился.

Пока я выяснял с ним отношения, Гоша приблизился к инвалиду и попытался вступить с ним в переговоры. Поначалу инвалид довольно агрессивно называл Гошу «бандитской мордой», и демонстративно плевался в его сторону. Но постепенно он несколько смягчился, чуть ослабил напор и подробностей их разговора я уже не слышал.

Гоша вернулся к машине.

— Давайте я за руль сяду, — предложил он.

Я молча пересел на пассажирское кресло. Гоша, осторожно лавируя между деревьями, вымахнул на тротуар и с черепашьей скоростью двинул машину прямо на толпу.

— Давай, дед! — опуская окошко, крикнул он инвалиду.

— Пропустите вот этих! — скомандовал инвалид, поворачиваясь к толпе. — Это от губернатора! По нашему вопросу приехали разбираться!

— Раньше-то чего ждали! Наконец-то! — загудел народ, медленно и неохотно расступаясь. — Силкина, Силкина, главное снимайте с должности!

— Обманул старика? — спросил я Гошу, когда одичавшие и немытые народные толпы остались, наконец, позади.

— Я даже женщин не обманываю, — возразил Гоша. — Зачем врать? Денег дал. Говорю ему, дед, душ ты все равно отроду не принимал, а так хоть напьешься вечером. Он мне сначала что-то про людей начал втирать. Ну, а потом, конечно, согласился. Продал, короче, дед народную правду. За пятьсот рублей. Просил-то, между прочим, тысячу. Хуже гаишника!

3

Я нашел ее в смятении. У окна полупустого ресторана она курила сигарету за сигаретой и пила кофе. На ней были голубые джинсы и простая белая рубашка, подчеркивавшая бледность лица. Волосы были небрежно убраны в хвост. Следов косметики не наблюдалось.

Ее глаз я не видел, они были закрыты большими солнцезащитными очками, но ее движения, поза и в особенности отсутствие макияжа не оставляли сомнений в том, что произошло нечто ужасное.

— Почему ты так долго? — набросилась она на меня. Как-то само собою подразумевалось, что я должен являться по первому зову, преодолевая расстояние в сто километров со скоростью реактивного самолета.

— В чем дело? — встревожено спросил я, не теряя времени на объяснения.

— Завод подал иск в суд на наши фирмы, — ответила она непослушными губами. — Долг составляет почти одиннадцать миллионов долларов. Они требуют ареста всего имущества.

Я присвистнул.

— Одиннадцать миллионов — большие деньги, — пробормотал я ошарашенно.

Я ожидал, что проблемы начнутся. Но не в таком масштабе. К тому же я был уверен, что они возникнут в другом порядке. В первую очередь, меня беспокоили бандиты. Завода я совсем не опасался. Он казался слишком неповоротливым. Недавним предупреждениям Собакина я не придал особого значения. Выходит, зря.

То, что администрация завода вдруг проснулась и вспомнила про долги, явилось для меня полной неожиданностью. С другой стороны и сумма долга была огромной.

— Это гораздо больше, чем у меня есть. — Она старалась говорить буднично, но голос выдавал ее страх и панику. — Даже если я продам все, включая свои личные вещи. Я не знаю, что делать! — прибавила она, лихорадочно закуривая новую сигарету. Пальцы у нее подрагивали.