Пасьянс на красной масти

— Ну, ты даешь! — покрутил он головой. — Документы, Ира, в суде! У нас все на доверии. А если не у нас он брал, то откуда?! Ты, что ль, ему возила?

— Завод предъявил требования на одиннадцать миллионов долларов, — упрямо твердила бледная Ирина. Она все еще не сдавалась. — Значит, Федор получал с завода машины в долг. Но машины-то продавались! Все до одной! Куда же уходили деньги? Может быть, вам?!

— Нам?! — с деланным изумлением уставился на нее Ломовой. — Да если бы у меня было одиннадцать миллионов, разве бы я здесь сидел? Я бы, Ира, отдыхал где-нибудь на островах!

— Тогда где же деньги?! — воскликнула она с отчаянием. Обеими руками она сжала линейку. Та хрустнула в ее пальцах и сломалась надвое. Она швырнула половинки на пол. На ее глаза навернулись слезы.

— Вот видишь, ты не знаешь! — снисходительно заметил Ваня. — А берешься делами рулить! Тебе это надо?! Ты отдай все нам. Мы поставим своих людей. А ты будешь получать с этого долю.

— Кого вы поставите? Какую долю? — Она не верила ни одному его слову.

— Откуда я знаю, какую! — опять ухмыльнулся он. Он чувствовал себя хозяином положения и даже не старался быть убедительным. Их разговор был похож на странную игру, в которой сразу было ясно, кто проигравший. — Ты, Ира, прям как бандит. Уркаган, в натуре. За язык ловишь. Я еще слова не сказал, а ты уже наезжаешь! Какую долю?! — передразнил он и издевательски подмигнул мне. — Надо сначала во всем разобраться. Не спеша. Вот ты сама говоришь, завод че-то хочет. Сейчас еще кто-нибудь объявится. Все полезут! И всем денег надо. Одна ты все равно не сможешь отбиться. А мы попробуем что-то сохранить.

В эту минуту из туалета появился Сява. Он шел, вытирая нос и коротко, по-собачьи, втягивая ноздрями воздух. Мне показалось, что он оживился. Его походка сделалась бодрой, а в глазах появился блеск.

— Короче, так, — решительно заговорил он на ходу. — Ты тут на вечеринках пляшешь, а у погибших пацанов жены плачут! Ты о них подумала? Эти деньги — не твои и не мои! Их нужно отдать.

— А можно в моем кабинете обойтись без кокаина?! — резко ответила ему Ирина. — Мне совсем не хочется…

— Это не твой кабинет! — оборвал ее Сява. — У тебя вообще ничего своего нет! Кроме него. — Он кивнул на меня. — Вот и радуйся жизни. Пляши, пока молодая! А про остальное забудь. Усекла?

Не поднимаясь с места, я схватил Сяву за рубашку и резким движением дернул вниз. Он с размаху плюхнулся на стул.

— Врезать ему, что ли? — спросил я у Ломового, копируя недавнюю Сявину интонацию. — Или чернил в пасть налить?

Ломовой раздвинул рот в подобие улыбки.

— Веселый ты, — произнес он, с трудом поднимаясь. — Богатый! Живешь, знать, хорошо. Ну, вам че не жить, на нефти-то! Убивают только, я слышал, многих из-за нефти, — добавил он вскользь. — Больно часто убивают!

Он подождал, пока я усвоил, и закончил:

— Ладно, пойдем мы! Ты, Ир, подумай пока. Напрягать тебя не буду. Не торопись. Завтра мне позвонишь. Или послезавтра. Скажешь, сколько хочешь в месяц. Хотя, по понятиям, мы теперь тебе уже ничего не должны. Так, вроде?

Он намекал на то, что бандиты помогают вдовам лишь до тех пор, пока те остаются одни, сохраняя верность убитым мужьям.

И он вразвалку направился к двери.

— Допрыгаешься, братан! — бросил мне Сява, догоняя его у выхода.

6

Когда они вышли, она сразу вскочила из-за стола, отшвырнув кресло.

— Ненавижу этих подонков! — захлебываясь от ярости и бессилия, выкрикивала она. — Ненавижу! Ненавижу! Убить готова!

Она размахивала сжатыми в кулаки руками. Я подошел, обнял ее за плечи и притянул к себе. Ее била дрожь.

— Я и себя ненавижу за этот страх! — Ее голос от ожесточения звучал хрипло. Она спрятала лицо у меня на груди. — Тупые животные! Вваливаются к тебе с угрозами, и ты ничего не можешь поделать! Это так унизительно! Как будто тебя насилуют! И ведь боишься их! И они знают, что ты боишься! И еще больше наглеют от этого! Если бы я была мужчиной, я бы перестреляла их на месте! Своими руками.

— Ты держалась с редким мужеством, — мягко возразил я. — Не каждый мужчина бы так сумел.

— Правда? — Она недоверчиво вскинула на меня свои глаза.

— Честное слово! Не забывай, что они пришли отнимать! И для них не имеет никакого значения, что скажешь ты или что скажу я. И даже что они сами говорят при этом!

— Пойдем отсюда! — Она потянула меня за руку. — Я больше не могу здесь находиться! Меня знобит! Мне противно!

На улице мы сели в ее машину, и она резко рванула с места.

— Давай просто прокатимся по городу, — проговорила она, хмурясь. — Я сейчас никого не могу видеть! Мне надо прийти в себя.

— Кто этот Сява? — осведомился я, глядя в зеркало, как догоняет нас отставшая от неожиданности охрана.

— Старший сын Рукавишникова! — ответила она, с отвращением передергивая плечами. — Представляешь? Наркоман и гад, каких мало.

Некоторое время она молчала и сосредоточенно вела машину.

— Я совсем не такая дура, как ты обо мне думаешь! — вдруг объявила она с вызовом.

— Я так вовсе не думаю, — ответил я. Но она только отмахнулась.