Пасьянс на красной масти

— Ну, Федя, — торжественно объявил он. — С именинами тебя и денег тебе побольше!

Все чокнулись и выпили. Толстяк взял рукой со стола огурец и принялся жевать. Бандиты последовали его примеру. И тут его водянистый взгляд упал на меня.

— А ты чего там, в углу, жмешься? — обратился он ко мне не то насмешливо, не то ободряюще. — Иди сюда, не бойся! Мы сегодня коммерсантов не мочим.

Бандиты вновь загоготали. Толстяк тоже улыбнулся, довольный своей шуткой. Он явно чувствовал себя здесь хозяином.

— Повезло мне! — отозвался я, не трогаясь с места. — А тебе нет. Потому что я сегодня не пью с бандитами.

Толстяк переменился в лице.

— Кстати, познакомьтесь, — всполошился Хасанов, видимо, только сейчас вспомнив о моем присутствии. — Это Андрей, первый заместитель Храповицкого. Из Уральска, слыхал?

Он подчеркнул слово «первый», ненавязчиво давая понять, какие важные люди спешат к нему со всех уголков нашей губернии. Но я не поддержал его игру.

— Седьмой, — поправил я любезно. — Всего нас восемь.

Хасанов недовольно кашлянул. Толстяк посмотрел на меня внимательнее.

— Храповицкий это нефтянка, что ли? — прищурившись, спросил он.

Хасанов не представил его мне в ответ, но я уже догадался, что передо мной был Ваня Ломовой. Несмотря на нездоровый цвет отечного лица, рыбьи глаза и некоторую рыхлость, в нем была злая, уголовная стать. И Хасанов его побаивался.

Толстыми пальцами Ваня отломил кусок курицы и сунул в рот.

— Слышь, — жуя, напирал Ломовой. — А это не вы там с Ильичом че-то мудрили по нашему азотному комбинату?

Он так и сказал, «нашему», хотя формально акций у нас было больше, следовательно, комбинат был скорее нашим, чем его. На самом же деле он не принадлежал ни нам, ни ему, а оставался в собственности Ильича.

— Ну, с тобой-то, похоже, ничего не намудришь, — ответил я хладнокровно. — Уж больно ты голодный.

Хасанов испуганно сверкнул глазами из-под очков. Бандиты, не привыкшие к такому тону, смотрели с тупым любопытством. Ломовой напрягся, но сдержался. Он дожевал курицу и потянулся за зеленью.

— Ну и где сейчас твой Ильич? — злорадно возразил он. — Гасится? В норе, блин, затаился, крыса вонючая! Недолго ему осталось! — Он все больше распалялся. — Не надо себя выше других ставить! — Он сплюнул на пол.

— Да черт с ним! — вмешался Хасанов, пытаясь увести разговор от неприятной темы. — Давайте еще выпьем!

— Погоди! — спохватился Ломовой. — Мы ж не пить приехали. Мы тебе подарок привезли. Дай-ка сюда!

Один из бандитов достал из кармана небольшую коробочку и передал Ване. Тот неловко открыл ее и протянул Хасанову. В коробочке лежало массивное золотое кольцо с бриллиантом.

— Красивая вещь, — пробормотал Хасанов, любуясь. — Спасибо.

Ломовой исподволь бросил на меня торжествующий взгляд, словно намекая на то, что Ильич никогда не сделал бы мне подобного подарка.

Хасанов тут же надел кольцо на безымянный палец. Оно было ему великовато. Я не стал спрашивать Ломового, с кого сняли кольцо, просто выразительно посмотрел на руку Хасанова и усмехнулся. Ломовой понял и рассвирепел.

— Порву этого ювелира! — вскипел он. — Сказали же, поменьше делай! Барыга тупорылый! Да ты не на тот палец-то напялил! — набросился он на Хасанова. — Ты на средний надень!

Хасанов принялся послушно переодевать кольцо.

— Пойду я, пожалуй, — сказал я. — Дела.

Ломовой отвернулся и промолчал. Наше короткое знакомство не обещало долгой дружбы. Хасанов выскочил за мной в приемную.

— Зря ты с ним так, — зашептал он мне. — Он — нормальный парень. В бизнес не суется, делает, о чем попросишь. С ним легко работать.

— У вас вообще много общего, — сдержанно ответил я. Он смутился и не стал спрашивать, чего именно.

— Ты приходи сегодня на банкет! — вместо этого пригласил он. — Там и поговорим. Ресторан «Урал», знаешь? Да любой тут покажет. В семь часов. Лады? Я прошу…

Я понимал, что он испытывал неловкость передо мной и не хотел, чтобы я рассказывал об увиденном Храповицкому. Мне стало его немного жаль. Я пообещал прийти.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Прямо от Хасанова я отправился к Бомбилину. Хотя я и отстаивал в кабинете Храповицкого связанный с Бомбилиным план и даже вынужденно гарантировал его успешность, на самом деле, все обстояло совсем не просто.

Проблема заключалась в характере Бомбилина. Он был яростным и неукротимым борцом за справедливость, готовым положить за нее жизнь. Свою, а лучше чужую. Мириться с тем, что мир устроен не по его, бомбилинским, представлениям, он не собирался. Легче было управлять стихией, чем таким человеком.

Когда-то он был одним из лучших сборщиков на автомобильном заводе, ударником труда, чья фотография красовалась на доске почета. Но существование праздной бюрократии, пользующейся партийными привилегиями, в виде квартир, дач и машин, которых он, честный труженик, был лишен, сводило его с ума. Веря, что демократия положит конец неравенству, Бомбилин стал застрельщиком всех первых стихийных митингов в городе. И громче других обличал с трибуны прогнивший режим.