Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита

Сын Натана Рахмильевича, уже известный нам кузен Лёвушка, также время от времени пописывал стишки. Даже опубликовал их маленький сборничек – обычное интеллигентское рифмоплётство, предназначенное для служебного пользования, то есть для зачтения в ходе служебных корпоративов. Но одна эпиграмма, помещённая в этой книжице, явно заслуживает внимания:

Мы впереди планеты всей
По недомыслию властей.

Что ж, совсем неплохо!

Остаётся добавить, семейную склонность к стихотворчеству я рассматриваю в качестве карты – факта № 4. Лично для меня, сочинение стихов, своего рода diletto (хобби, по сути дела), стало в конечном итоге профессиональным занятием, причём вознаграждение за мою поэзию мне в основном выплатил… сам Всевышний. Естественно, от меня не потребовали удостоверить собственноручной подписью получение заслуженного, надеюсь, гонорара.

Но вернёмся в начало 1942 года. Прошло некоторое время, и мы узнали, что папу перевели с Ленинградского фронта в военный госпиталь, находящийся не просто в тылу, а в глубочайшем тылу – в Новосибирске. В составе этого медицинского заведения были курсы по подготовке младшего медицинского персонала для прифронтовых госпиталей. Все курсанты были исключительно мужского пола. Папа должен был преподавать им анатомию. Мама, узнав, где находится её муж, отважилась на отчаянный шаг – решила отправиться к нему вместе с сыном. В Новосибирск! Ну чем вам не декабристка?! Что ж, когда женщина любит мужчину, то способна на самые отчаянные поступки. Мама очень любила моего отца, но любовь эта пришла к ней уже с замужеством и скорей всего уже после моего рождения. Женщины частенько начинают любить своего мужа именно после того, как родят от него ребёнка. Об этом мне как-то сказала тётя Сарра, родная сестра моего отца. У мамы, кстати, в жизни была ещё одна возможность продемонстрировать в какой-то степени свои «декабристские» наклонности – уже после войны, в 1947 году – во время своего второго замужества. Почему я написал «в какой-то степени»? Да потому, что ехать к мужу, Юрию Петровичу Заборовскому, надо было не в Сибирь, а в Туркмению, в Небит-Даг. Тоже от Москвы не близко, но времена уже были совершенно другие – мирные, да и меня с собою брать не предполагалось. Поездка не состоялась. Сначала в Небит-Даге случилось страшное землетрясение, а после произошло своего рода «землетрясение» и с Юрием Петровичем, страдающим алкоголизмом – он застрелился из личного пистолета. Мама после гибели на фронте папы пыталась снова устроить свою личную жизнь. Да вот не получилось. И не только у мамы, если учесть сколько мужчин во время войны полегло на полях сражений или же мотали свои сроки в сталинских лагерях.

Подробно распространяться в этой части моих воспоминаний по поводу второго маминого замужества я не стану. Оно оставило некую ссадину в моей душе, да и к описываемому здесь периоду моей жизни замужество это имеет несколько косвенное отношение.

Я нисколько не преувеличиваю, назвав мамин шаг отчаянным. Судите сами. Во-первых, чтобы из башкирской глубинки добраться до Новосибирска следовало, прежде всего, получить официальный вызов от отца – во время войны свободно разъезжать по стране было невозможно. Во-вторых, нужно было сесть на поезд, следующий до Новосибирска или же делающий остановку в этом городе. Между тем от места нашего пребывания и до ближайшей железнодорожной станции, именуемой Стерлитамак, было, помнится мне, километров 75. По тем временам это было немалое расстояние. В-третьих, в Стерлитамаке надо было сесть на поезд, следовавший… А, собственно, куда именно следовавший? Прямым ходом до Новосибирска? Через Новосибирск? Или же, наконец, до какого-то другого города, через который шли поезда, идущие до Новосибирска или же делающие там остановку? Короче, как придётся добираться – напрямую или же с пересадками? В-пятых, чем питаться в дороге? Как вы понимаете, продуктовых карточек пассажирам поездов не выдавали.

Мама наготовила в дорогу большое количество каких-то коржиков, запаслась салом – шпик и сшила мне штаны, вскоре похищенные какой-то воровкой, заглянувшей в наш дом, когда в нём не было никого из взрослых. Серьёзная потеря. Пришлось маме изобретать что-то новенькое взамен похищенных штанов.

Но вот всё готово. Почти готово. Прощай Башкирия! Оставалось только кому-то подарить на прощание… книги. Да-да, книги. Очень хорошие и хорошо изданные, да не где-нибудь, а в Башкирии, возможно, ещё до начала этой страшной войны. Нам было очень жалко расставаться с ними. Но брать их с собою мы были не в состоянии – их было у нас немало, и они вместе взятые много весили. Наш багаж стал бы неподъёмным, возьми мы книги с собою.