А вот с анализом бесконечно малых никаких рискованных деяний у меня, естественно, быть не могло – высшая математика, к счастью, с российским царским домом никак не связана. Интерес к ней у меня возник, когда я учился в девятом классе средней школы. Кстати, и тут не обошлось без одного из мальчишек нашего двора, на этот раз Славки Фёдорова, тоже, кстати, приличного архаровца. Славка этот был старше меня года на два. После окончания семилетки он поступил в Электромеханический техникум имени Л. Б. Красина, располагавшийся в помещении бывшей церкви Святого Георгия, что на Большой Грузинской улице Москвы. Во время моего обучения в школе высшую математику в ней не преподавали, а вот в техникумах индустриального направления её проходили – по сокращённой программе. Не помню уж, по какой причине я решил заняться этой дисциплиной, будучи ещё учеником средней школы, но вот, что интересно. Особой любви к старухе, элементарной математике, я никогда не испытывал, а вот к её более молодой сестре до сих пор неравнодушен. Почему такое? Могу только сделать предположение. Элементарная математика весьма суховата, а вот высшая математика полна трансцендентности и загадочности. Ну, например, любую функцию мы можем продифференцировать, а вот найти первообразную от любой функции, то есть проинтегрировать любую функцию, не прибегая к её разложением в ряд, мы не можем. Лично для меня, эта несуществующая первообразная что-то вроде мнимой массы в физике, то есть частицы, которую мы не можем наблюдать в вакууме при скоростях её движения, не превышающих скорости света в нём. И очень часто представляется мне, что эта первообразная всё же существует где-то, обладая какими – то чудесными свойствами. Человек, открывший функции подобного рода, способен познать все тайны вселенной. Не менее таинственны и алгебраические уравнения со степенью от пяти и выше. Уравнения второй, третьей и четвёртой степени могут быть решены в радикалах, в корнях, иными словами, а вот уравнения пятой и выше степеней могут быть разрешены в радикалах только в частных случаях, – когда их можно свести хотя бы к уравнению четвёртой степени; в остальных же случаях в корнях они не разрешимы. И это строго доказано. Для меня лично, эта неразрешимость полна таинственности – надо же, до цифры четыре всё ясней ясного, а, начиная с цифры пять, ситуация в корне меняется, мы словно попадаем в совсем иной мир, где цифрам 1,2,3,4 делать нечего. Кстати, о кубических уравнениях у нас ещё будет разговор. Здесь я должен заметить, факт моей тяги к познанию высшей математики было бы логичным обозначить картой № 14а. Но вернёмся к нашим баранам, к Славке Фёдорову из нашего двора. Как я уже отмечал выше, курс высшей математике в техникумах был сокращённым, в частности, он не включал в себя ряды Фурье. Поэтому и в учебнике по высшей математике для техникумов об этих рядах ничего не говорилось. Между тем, Славке зачем-то они понадобились, и он стал искать соответствующую учебную литературу, в которой был бы раздел, посвящённый этим функциям. Эта литература нашлась у меня в виде курса исчисления бесконечно малых Шарля Жана де ла Валле-Пуссена. Дело в том, что моя тётя Татьяна в молодости была студенткой Московского университета, учась там на физическом факультете, если не ошибаюсь. Полного курса наук в МГУ она не прошла, но вот курс исчисления бесконечно малых по какой-то причине остался с нею. Как результат, Славка одолжил мне на время учебник высшей математики для техникумов, а я в свою очередь предоставил в Славкино распоряжение этого самого … барона Шарля Жана Этьена Густава Николя де ла Валле-Пуссена. Ну как тут не вспомнить героическую комедию Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». В ней героиня произведения накануне решающего сражения задаёт вопрос одному из гвардейских гасконцев: «Так сколько же у Вас имён?». И моментально получает ответ: «О, сколько Вам угодно! И каждое, поверьте, благородно!». Не знаю уж, разобрался ли Славка в теории рядов Фурье, руководствуясь монографией титулованного бельгийца, но вот все его дворянские причиндалы произвели на студента Электромеханического техникума довольно сильное впечатление и это при всём при том, что на обложке монографии барона указаны были только два его имени, данных при крещении – Шарль Жан.