Пасмурный лист (сборник)

Новая догма. „Ни на сантиметр от закона“. Государственная, семейная, художественная догма: ясность отношений, узость жизни, даже в пище унифицированной <…>.

Третья тема – современная, – рассказы о счастье, достигнутом благодаря догме. Химера? А почему? Конечно, с точки зрения индивидуализма – химера. Но ведь люди действительно счастливы, выполнив должное».

Здесь под догмой и догматизмом Всеволод Иванов, по-видимому, разумеет не отрицательное их словопонимание. Он рассматривает догму как противовес эгоистическому индивидуализму. Догма в понимании Вс. Иванова означает неукоснительную приверженность обдуманно принятой философской концепции, неразрывно связывающей человека с ему подобными. Такое толкование определенного понятия, как и многое другое в творчестве Всеволода Иванова, нельзя не признать парадоксальным. Очевидно, его надо понимать так: догма догме рознь. Ведь понятие догматизма в общепринятом значении Всеволод Иванов ненавидел и дал ему резко сатирическое истолкование в образе законника Джелладина в «Эдесской святыне». Однако он осуждает и индивидуализм, отождествляя его с эгоистическим себялюбием. Так, в набросках к рассказу «Медная лампа» он пишет: «Лампа Аладдина (то есть те возможности, которые предоставляет лампа) – это и есть сущность индивидуализма. Когда я посмотрел на его проявления, то отнесся к нему с презрением. Он не дает счастья. Догматизм – пусть и узкий – приносит большее удовлетворение, чем все сочетания индивидуализма. И вот наконец мне, измученному индивидуализмом, опять попадает волшебная лампа. И я разбиваю ее. Она медная, но я с наслаждением ее расплющил, – хотя и плакал, делая это, и жалел, совершив. Но так для меня было лучше.

Характеру людей нашего времени более близко такое состояние, когда даже средний человек, попав в необыкновенное положение, будет чувствовать себя хорошо и совершенно нормально, найдя явленному ему „чуду“, пусть даже и неправильное, но материалистическое объяснение. Жизнь современных людей, преодоленные ими войны, показывают: наши герои способны выносить такое, что и не снилось прежним беллетристам».

Всеволод Иванов убежден, что «оптимизм, вероятно, столь же необходим человеку, как воздух». Он полагает, что без оптимизма фантазия так же вредна, как реализм без налета романтизма: «на моей обязанности поэта (писателя) лежит показать рабочий класс с самой лучшей, назовем это романтической, стороны… Человек родится для того, чтобы быть великим. Это – его жизненная задача. Другой нет. Он должен быть великаном в любви, в труде, в наслаждении природой, в поэзии, наконец! […] Кто не думает о будущем, тот презирает настоящее. А презирающий настоящее сам достоин презрения. Настоящее, вот эту трепетную, легкую жизнь надо любить. Да, легкую! Не потому, что ее легко нести, а потому, что ее легко порвать. Поэты своей животворящей фантазией могут и должны ее украсить и помочь сберечь […) В течение скоропреходящей жизни человек очень многое способен совершить, и все-таки жизнь очень хрупка, будучи в то же время и мощной. Ленин или, скажем, Петр Великий в течение одной своей жизни перестроили целую страну, – вот что такое жизнь!».

…Детективную литературу, как это на первый взгляд ни покажется странным, Всеволод Иванов относил, к явлению оптимистическому. Он считал, что добро, для того, чтобы оно восторжествовало, необходимо сталкивать со злом. Само собой разумеется, имеется в виду талантливая, литература – «не ниже Конан Дойла».

Сыщик, как и общество, поставлен в такое положение, где нет выбора: если преступник не будет найден, – не осуществится необходимое возмездие. И вот он, рискуя жизнью, все же пускается на розыски, преступника и находит его: Особенность оптимизма состоит по мнению Всеволода Иванова, в том, что, впав в уныние, оптимист способен, быстро успокоиться, так как он умеет наводить светлые стороны в том, что только, что казалось ему безысходно мрачным. Наслаждение жизнью отличается у Оптимиста не только стойкостью, но и благородством – «не мне одному». Всеволод Иванов умозаключает: если поиски преступника или, скажем, сокровищ заменить поисками истинно человеческих чувств, таких, как любовь, справедливость, красота, то и в произведениях Чехова можно найти элементы приключенческой литературы. Поиски эти у Чехова неизменно приводят к торжеству, пусть иногда и печальному, правды,

Всеволод Иванов видит в человеке два разряда чувств: одни из них удовлетворяются обыденной жизнью, другие возносятся над ней, устремляясь к обобщенной человечности. Он негодует по поводу того, что честь для многих его современников – отвлеченное понятие, над которым они способны даже поиронизировать.

Сам он стремится показать в герое его морально устойчивый духовный мир. В своих произведениях он сталкивает оптимизм с безнравственностью и дает возможность торжествовать морально, чистому оптимизму…