Это сильно сузило мои художественные возможности, потому что практически каждая улица в Хартуме могла бы сойти за трущобы, и единственными людьми, которые не выглядели как бродяги, были солдаты в мундирах и с устрашающими ружьями и агенты режима, выделявшиеся своими темными костюмами, черными очками и портфелями. Эти выглядели так, будто опасались, что их фотографии могут угодить на плакаты с разыскиваемыми Интерполом или в досье в Международном уголовном суде. И чтобы точно исключить любую глупость с моей стороны, в разрешении было указано, что перед началом съемок я должен оповестить «инспектора местного правительства, секретаря городского совета и руководителя генеральной дирекции».
Спасибо и на том, что мне разрешили фотографировать «дикую природу». А так как на моем пути мне не встретился ни один четвероногий представитель животного царства, я позволил себе свободно интерпретировать указ и однажды вечером сделал 50 кадров множества суфиев, облаченных в белоснежные одежды и кружившихся в религиозном экстазе в традиционном танце в кругу около 500 наблюдателей.
Стоило мне отвернуться от неафриканского мира всего на две недели, как в нем возникла новая страна, которую мне нужно было посетить! Но до того, как отправиться в Косово или любую другую новую страну, которую могло признать НАТО, мне следовало сосредоточиться на Африке. Следующим на повестке был Чад, и мне нужно было выбрать одно из двух зол: добраться до него по морю или по суше.
Из-за того, что Судан и Чад вели друг с другом неофициальную войну, между ними не было прямых воздушных рейсов. Если бы я выбрал самолет, то мне пришлось бы лететь из Хартума на восток к Аддис-Абебе, затем снова на запад, через три четверти всей Африки, к Бамако в Мали, потом вновь к востоку от Абуджи, столицы Нигерии, а из Нигерии в Нджамена, столицу Чада, что заняло бы у меня два дня перелетов (за которые пришлось заплатить полную цену) вместо полагающихся двух часов. У меня не было другого пути из Хартума, только если я не собирался лететь в Каир через Париж.
Т.А.
Такова Африка.
Я предпочел путешествия по земле, потому что решил, что не смогу узнать что-либо о стране, если пролечу над ней на высоте 10 километров. От Нджамены Хартум отделяли 1950 километров по пустыне, которые я мог преодолеть, по всей видимости, меньше чем за неделю. Но срок моей суданской визы не позволял предпринять такое путешествие. Еще большую проблему представляло то, что большая часть территорий, по которым я хотел проехать, находилась в западной суданской провинции Дарфур и кишела несколькими тысячами мерзких разбойников верхом на верблюдах, прозванных «джанджавидами», чьей главной целью в жизни было убийство местных жителей – призвание, в котором они преуспевали, уничтожив более 30 000 человек за последние шесть лет и загнав 60 000 в самодельные лагеря беженцев на границе с Чадом. (Суданское правительство, которое, по слухам, поддерживало, снабжало оружием и направляло джанджавидов, приговорило к смертной казни лишь 10 000 и во всем обвинило чадских повстанцев.)
Пока я ломал голову над этой дилеммой, джанджавиды ударили по трем городкам в отдаленной части Судана, заставив бежать в Чад еще 12 000 жителей Дарфура и вынудив президента страны обвинить Судан в разжигании насилия и пригрозить отослать обратно 300 000 беженцев.
У конфликта было множество запутанных причин. Сорок процентов жителей Дарфура не являются этническими арабами и принадлежат к народу Фур (отсюда и имя города: Дарфур), а правители Судана, как известно, ненавидят неарабов. Постоянная засуха, начавшаяся десять лет назад, иссушила область Дарфур, но правительство Хартума не проявило особой заботы, тем самым разозлив жителей Дарфура, и так, слово за слово, начался геноцид. Конфликт быстро вышел из-под контроля и затронул соседний Чад, чей президент не желал в открытую поддерживать дарфурских повстанцев в борьбе против могущественного Судана. Тогда чадские повстанцы сформировали «Объединенный фронт за демократические изменения» и в 2003 и 2006 годах атаковали международный аэропорт Нджамена, пока их не оттеснили французские войска, прибывшие специально для защиты правительства Чада.
Эти разборки убедили меня, что выбранный мной путь вряд ли может претендовать на отличную оценку с точки зрения безопасности, но я верил, что путешествие все еще возможно. Все, что мне нужно было сделать, это нагрузить крепкий ширококолесный вездеход сотней галлонов бензина, пересечь Нил в Омдурмане, как разрешала мне виза, взять направление на 250 градусов на запад-юг-запад, проскользнуть мимо армии Судана со своей просроченной визой, обогнуть полувоенные лагеря джанджавидов, пересечь опаленные солнцем земли Дарфура, повихлять по перенаселенной территории лагерей беженцев и затем быстренько проскочить оставшиеся 300 миль неприветливой пустыни, кишащей боевиками-повстанцами.
Но увы!
Я больше не был тем самоуверенным юнцом, который без задней мысли рванул в экспедицию по всему миру. Я предпочел четыре перелета.