Паспорт предателя

Расскажу тебе все о моей подруге Джозефе. Медленно, но непрерывно я стал отдаляться от нее, узнав, что в семье начинаются разговоры и наших отношений не одобряют. Я почти не виделся с ней. Она была в отъезде... а потом позвонила по телефону. Услышав от моей хозяйки, что я болен, она против моего желания явилась ухаживать за мной. Одо также писал мне, но советовал не предпринимать резких шагов. Нельзя обдавать холодным душем чувства молодой девушки, если не хочешь вызвать естественную реакцию гнева. Другой друг высказался яснее и заявил, что я — старый, седой осел и не должен путаться с такими юными созданиями. Но ее нельзя было отпугнуть, и она снова и снова приходила ко мне. На прошлой неделе она настойчиво пожелала видеться, и я не сумел отказать. Тогда я заявил со всей откровенностью, что о браке не могу сказать ничего иного, кроме того, что я слишком стар. Она очень хорошо поняла это, дала свой новый адрес и удалилась. Очевидно, она подумала, что слезы ни к чему, когда на любом углу можно встретить другого. Я уже писал тебе, что разобрать вторую половину твоего письма оказалось невозможным. Пути господа и цензоров неисповедимы. Бог знает, что мог найти в нем цензор. Он зачеркнул весь текст с помощью индийской туши так основательно, что нельзя было прочесть ровно ничего».

Чарльз Уоткинс-Менсе, начальник цензуры, обсудил письмо со своим главным техническим помощником, начальником лаборатории Энриксом Дентом.

— Я думаю, что Джозефа, о которой идет речь, — сказал Уоткинс-Менсе, — это Людвиг. Вы помните, что одно из имен Людвига — Джозеф Кесслер? Похоже, что доктор Борхардт хочет умыть руки.

— Как вы думаете, — спросил Дент, — кто этот Роберт, к которому обращено письмо?

— Насколько мне известно о связях Борхардта в Германии, письмо, несомненно, адресовано Роберту Лею, важной нацистской персоне.

В той же почте нашли письмо и от Людвига:

«Я перенес радиоаппарат к Э. Они умеют находить такие вещи, если последние слишком долго остаются в одном месте. Было бы идеально купить достаточно большую автомашину, установить там радиоаппарат, разъезжать и делать свое дело с любого пункта, который покажется подходящим. Тогда они никогда не смогли бы обнаружить меня».

Пагель и Мюллер, молодчики из порта, продолжали свои обходы, не подозревая, что собирают ложные сведения, обозначенные на ящиках с «военными материалами». Рядовой Рене Фрелих из армии США, который ныне стал регистратором прибытия и выписки больных в правительственном госпитале на Говернорс-Айленд, тоже поставлял Людвигу ложную информацию, которой его снабжали. Некоторый свет на точность производственных данных о Груммане и других авиационных заводах, перехваченных ранее на Бермудах, пролила поездка Людвига, Люси Бемлер и миссис Мейер на авиационные заводы в Лонг-Айленде. Миссис Мейер разговаривала там с рабочими.

Когда потом опросили рабочих, выяснилось, что все они были старыми друзьями миссис Мейер. Будучи сами весьма прямодушны и не подозревая ни в чем женщину, которая всегда так резко отзывалась о Гитлере, они были одурачены коварной шпионкой. Тактика ее была хитроумна, она внезапно делала экстравагантные заявления:

— Говорят, там, где вы работаете, производят самолеты, пролетающие шестьсот миль в час?

Рабочие смеялись и бесхитростно сообщали точные сведения. Так Эллен Мейер добывала как раз ту самую информацию, которая требовалась Гитлеру.